Маг в законе. Том 2
Шрифт:
И поведу слепых дорогою, которой они не знают,
неизвестными путями буду вести их;
мрак сделаю светом пред ними, и кривые пути – прямыми…
…Решетка.
Почему – решетка? Острог?! Шалва Теймуразович, где ж твое слово княжеское, полковничье? где твоя "крыша"?! набекрень съехала, от ветра?!
Куда это я угодила, рыба-акулька, в какой-такой аквариум?..
А ведь я тут не одна! Вон, сопит кто-то рядом. Голову бы повернуть, поглядеть, кто? – да шея будто заржавела. И нога.
Да что ж за катавасия стряслась?!
Разозлилась – сама на себя, на шею свою ржавую, на всю жизнь-пережизнь дурацкую, с ее шариками, решетками, здравицами да проклятьями; разозлилась – и рывком села.
Хватит разлеживаться!
Шея ка-ак хрустнет, ногу иголками навылет пронзило, а хуже всего другое: голова вальсом закружилась, темно перед глазами, в животе ребеночек брыкаться начал – того и гляди, в обморок брякнусь. Ох, в моем-то интересном положении только дергаться: неровен час, рожу раньше срока…
Издалека, будто сквозь вату – голоса:
– Очнулась! Слава Богу!
– Лександра Филатовна! голубушка! как вы там?
– Выбирайтесь из клетки скорее, дамочка! А то тигра вона уже пасть раззявила!
– Сейчас, сейчас, я засов отодвину…
Это что за «тигра» пасть раззявила? Мальчик, полосатик мой – это ты, что ли, «тигра»? Ну будет, будет ворчать…
И вдруг разом обрушилось, как плотину прорвало: придурок из зевак взял и окурок к Мальчику в клетку кинул, аккурат на солому! Хорошо, я мимо шла; а то пока за водой бы бегали, или шланг тянули… Мальчик в угол забился, солома в клетке дымится, гарью воняет; только загореться я ей не дала, затоптала. Потом Мальчика успокаивать принялась – и тут на меня накатило!
Выход в Закон.
Сколько же я ТАМ пробыла?! Ведь это не в глазах у меня – это вокруг темнеет! Ну, Акулина, ну, Зверская Дамочка! Два часа, не меньше, у тигра в клетке провалялась!
– Мальчик, ты что? это же я! не признал? молодец, Мальчик, хороший тигр, маму охранял, никого не подпускал…
Слушает. Вроде, успокоился. Ну, сейчас: погладить на прощание, за ухом почесать – и пора честь знать. В гостях хорошо, а дома…
Только вдруг понимаю: нельзя мне сейчас к нему подходить! нельзя гладить, нельзя за ухом чесать. А в особенности: спиной поворачиваться нельзя. Нервничает Мальчик. И сам он тут ни при чем. Дело – во мне. Да когда это было такое, чтоб я Мальчика погладить не могла?! Да я ж ему вместо родной матери…
– Хороший, Мальчик… славный, добрый…
Слушает. И с места не двигается. Но смотрит все равно с недоверием. Ладно, пусть смотрит – вот уж прутья спиной ощутила, вот и дверца поддалась…
Если заглянуть в желтые тигриные глаза… Только заглядывайте осторожно, слышите?! Говорят, звери не выдерживают человеческого взгляда. А вы, вы выдержите взгляд тигра?.. вот ведь:
…янтарь.
Падаешь в эту драгоценную глубину, рушишься, летишь… прилетел. Берег таежной речки. Река лениво плещет, отсвечивая золотистыми бликами, прокаленный солнцем воздух томится хвойным ароматом; на узкой полоске выбеленного прибрежного песка – торопливые следы копыт. Косуля. Мама, я ненадолго!
Я ее только догоню – и вернусь.
Хорошо?
Сильные руки подхватывают меня, ставят на землю, придерживают, чтоб не упала – а то ноги еще плохо слушаются. Позади лязгает засов. Все, выбралась! Нет, Мальчика я, конечно, не боюсь, и ничего бы он мне не сделал, но все-таки…
Перевожу дух, оборачиваюсь.
Рыжая щеточка усов, породистый нос на смуглом, в сумерках едва ли не черном, лице, а в глазах – тревога! У Шалвы Теймуразовича, жандармского полковника, у "Варвара"-облавника, в глазах – тревога?! Батюшки-светы, караул!
Сегодня, наверное, день такой: все, чего не может быть – случается. Вокруг люди суетятся: Поликарпыч с Агафонычем наперебой горланят и, забывшись, от души хлопают по спине и по плечам кряжистого городового, который с облегчением вытирает обшлагом рукава лоб, лоснящийся от пота; сбоку радостно щебечет новый товарищ управляющего: шлем пробковый на затылок сбился, из-под шлема волосы соломой торчат, пухлые губы слова выплевывают, торопятся. Смешной он, под британского колониста одевается: рубашка «хаки», шорты кургузые, шлем этот пробковый… пугало огородное! а вообще он парень хороший, не в пример старому, ворюге…
Смотрю на него, на губы его дергающиеся – а слов не слышу. Будто не здесь я, а далеко, на краю земли. В том краю, где рядом – только полковник Джандиери; и еще Княгиня.
– Александра! голубушка! жива?!
– Жива я, дядя Шалва, где наша не пропадала! – улыбаюсь через силу.
А сама чувствую: вру я. Где бы наша ни пропадала, здесь и пропасть недолго… Давит меня отовсюду. Тесно мне; душно. Голова до сих пор кружится, во рту кисло, будто медный ключ лизала; и оглянуться подмывает.
Я и оглянулась.
Не снаружи; ВНУТРИ.
Нет никого за спиной, ни Друца, ни Княгини! Пусто. Некому подмигнуть или пальцем погрозить, поддержать, помочь, или рыкнуть беззвучно.
Пустота.
Одно есть: словно взгляд чей-то к спине прилип. Нехороший взгляд, выжидающий. И не увидеть, кто смотрит. Как ни изворачивайся – все равно он сзади окажется.
Вместо тех, других; привычных.
– …Благодарю вас, господа, за помощь! Слава Богу, все закончилось благополучно. Еще раз благодарю. А теперь мы с женой и с отцом Георгием отвезем Александру Филатовну домой, вызовем врача. Так что не извольте беспокоиться. Желаю спокойной ночи.
Князь берет меня под руку, отец Георгий (и батюшка, оказывается, здесь!) – под другую. Сейчас мы поедем домой, домой… спасибо вам всем: и Поликарпычу с Агафонычем, и до смерти переволновавшемуся городовому, и новому товарищу управляющего, и Мальчику-сторожу! Ай!.. чуть не забыла!
Оборачиваюсь на ходу:
– Поликарпыч! Не забудь подстилку Мальчику сменить, хорошо?
– Бу сдел, Лександра Филатовна!..
Все-таки славные они люди…
– …ты не бойся, девочка, не оглядывайся зря. Знаю я, каково тебе. Пусто вокруг, неуютно, знобит, и – словно крылья подрезали. Так?