Маг. Биография Пауло Коэльо
Шрифт:
— Добрый вечер. Меня зовут Пауло Коэльо. Мне бы очень хотелось с вами познакомиться.
— Я слышал про вас.
— Хотелось бы поговорить с вами о моих книгах. У меня есть подруга, Бона, живет в том же доме, что и вы, я даже хотел попросить ее устроить ужин и познакомить нас.
— Не надо никого ни о чем просить. Приходите в издательство, выпьем кофе и поговорим о ваших книгах.
Рокко назначил ему встречу через два дня. Но прежде чем принять решение, Пауло вновь обратился к «И Цзин», «Книге перемен», с вопросом, надо ли передавать «Алхимика» новому издательству — разумеется, если Рокко проявит интерес. Из полученного ответа он сделал вывод, что делать это следует лишь в том случае, если книга появится в книжных магазинах до Рождества. Что ж, ответ был уместен и вполне предсказуем: кто из писателей не знал, что перед Рождеством книги раскупаются лучше всего?! Когда Пауло выходил из дому, позвонила Моника, и он пригласил ее составить ему компанию. Его самолюбию польстило, что вместе с ним приема у владельца издательства
25
После успеха «Бриды» критика разверзла уста: Пауло Коэльо грозит четвертование
Отвергнутый Мандарино «Алхимик» в конце концов станет одним из самых популярных подарков не только на Рождество, но и на Пасху, Новый год, день рождения, именины, карнавал, Великий пост и пр. — не только в Бразилии, но и еще в сотне стран. Первое издание, выпущенное Рокко, в считанные дни испарилось с прилавков книжных магазинов, автор же — невиданное дотоле дело — попал сразу в два списка бестселлеров: с «Дневником мага» — в «нон-фикшн», с «Алхимиком» — в разряд «художественная литература». С той поры объем продаж будет только возрастать. Феномен, который случился с «Алхимиком», попавшим в руки Рокко, побудил Пауло забрать из «Эко» и первую книгу. Поскольку для этого требовался предлог, он предъявил Мандарино новые требования: чтобы защитить свои гонорары от чудовищной инфляции, достигавшей 1350 % в год, он пожелал, чтобы авторские отчисления выплачивались не раз в квартал (что само по себе было привилегией немногих авторов), а еженедельно, и вопреки всем законам рынка это желание было удовлетворено. Пользуясь беспримерной уступчивостью владельца «Эко»(и его явным стремлением удержать «Дневник мага» за собой), Пауло добавил в договор еще два пункта, также не имевшие прецедентов в практике бразильского книгоиздания: ежедневную (!) индексацию с учетом инфляции и требование направлять определенный процент от валового дохода на рекламу.
Подобное отношение к обоим издателям представляло особый интерес для Моники Антунес, которая теперь была неразлучна с Пауло и сопровождала его повсюду. В начале 1989 года девушка призналась ему, что подумывает о том, чтобы оставить свой инженерно-химический факультет (она была тогда на втором курсе) и вместе с женихом уехать за границу. При этом известии глаза писателя засияли, словно им въяве предстало, как открываются новые врата для его карьеры:
— Прекрасная мысль! Почему бы вам не отправиться в Испанию?! У меня там есть друзья, они помогут. Ты могла бы заняться там продажей моих книг! Если получится, будешь получать на 15 процентов больше того, на что имеет право всякий литературный агент.
Когда Моника обсудила это со своим возлюбленным, выяснилось, что компания, где он работает, имеет филиал в Барселоне, и, кажется, ему не составит труда добиться туда перевода — хотя бы на несколько месяцев. Кроме того, Моника узнала, что в Барселоне находятся некоторые крупнейшие испанские издательства. В конце мая 1989 года они с Эдуардо приземлились в Мадриде.
Свой первый год в Испании Моника и Эдуардо прожили в квартирке, расположенной в районе Руби. На книжных выставках и ярмарках они обходили стенды издательств, собирали проспекты и каталоги, а потом в каждое посылали по почте краткий пресс-релиз, предлагая уступить авторские права на «Алхимика», а если речь шла об иностранных издательствах — то и на «Дневник мага». «Дневник мага» в переводе на испанский, сделанном боливийкой Кати Шумер вскоре вышел в издательстве Мартинеса Роки под названием «Паломничество в Компостелу».
А меж тем в Бразилии «Дневник мага» и «Алхимик» по-прежнему занимали первые строчки рейтингов читательского спроса. И хотя Мандарино и соглашался на все требования своего успешного автора, в один прекрасный день ему пришлось получить от Пауло Рокко дурное известие: издательство Рокко, предложив Коэльо 60 тысяч долларов аванса, приобрело у него права и на первую книгу. Даже и теперь, когда прошло двадцать лет, Эрнесто Мандарино не скрывает, какое горькое чувство вызвал у него поступок автора, которого «Эко» поддерживало, когда он был еще никем.
— Переиздания шли одно за другим и вызывали зависть у моих коллег. И тут является Рокко и сообщает, что дает Пауло Коэльо 60 тысяч аванса и забирает его у меня. Я только и мог сказать: «Если такова его воля, ничего поделать не могу, потому что договор мы заключали на каждое издание». «Дневник мага» выдержал 28 изданий, после чего Коэльо от нас ушел. Конечно, мне горько было об этом узнать. А еще было горько потому, что ни разу, ни в одном интервью, вообще нигде он не упомянул маленькое издательство Эко, с которого начал. — Отставив сантименты, Мандарино признает, сколь важен Коэльо не только для книжного рынка, но и для бразильской литературы: «Пауло Коэльо превратил книгу в массовый продукт потребления, пользующийся высоким спросом. Он совершил настоящую революцию на нашем издательском рынке, где прежде доминировали смехотворные тиражи в три тысячи экземпляров. Благодаря ему рынок поднялся. Пауло Коэльо, можно сказать, возвеличил книгу в Бразилии и нашу литературу в мире».
Неудивительно, что те, кто возделывал скудную ниву бразильского книжного бизнеса, заинтересовались автором, который всего двумя названиями сумел достичь полумиллионной отметки проданных экземпляров. Под олимпийски бесстрастным присмотром СМИ люди сметали книги с прилавков, тысячами собирались по всей стране слушать автора — и вовсе не затем, чтобы перед ними переливали из пустого в порожнее. Создавалось впечатление, что читатели хотели приобщиться к духовным поискам, о которых автор рассказал в своих книгах. Лекции — или «встречи с читателями», — устраиваемые Коэльо, пользовались огромным успехом, народ на них в буквальном смысле ломился, и нередки бывали эпизоды, подобные тому, что произошел в столичном университете Мартинса Пены, когда устроители вечера вынуждены были вывести наружу динамики для тех, кому не хватило места в аудитории, рассчитанной на две тысячи человек. Интервью, которое Пауло дал журналистке Маре Режеа с канала «Радио насьонал де Бразилиа», пришлось повторить трижды по просьбе тех, кто желал в течение полутора часов слушать про алхимию и мистицизм. И так было по всей стране. В городе Бело-Оризонте трехсотпятидесятиместный зал в «Банко де Дезенволвименто де Минас-Жерайс» не смог вместить тысячную аудиторию, так что молодой Афонсо Боржес, организатор лекции, должен был поставить в разных концах здания теле мониторы, чтобы никто не лишился возможности послушать слова мага.
Пресса же, очнувшись от спячки, впала в растерянность, ибо не знала, как объяснить такой лавинообразный успех. Не решаясь судить о собственно литературных достоинствах обеих книг, журналисты предпочли расценить его как преходящий маркетологический феномен. По почти единодушному мнению, писатель Пауло Коэльо просто вошел в моду, «попал в струю», подобно тому, как в свое время это случилось с твистом или с автором рок-текстов Пауло Коэльо и его Альтернативным обществом. Два года назад в газете «Глобо» его назвали «Кастанедой с Копакабаны», после чего СМИ практически позабыли о его существовании. Лишь когда его книги вышли на первые места в списках бестселлеров, а газета «Эстадо де Сан-Пауло» обнаружила, что «Дневник мага» и «Алхимик» разошлись более чем полумиллионным тиражом, критики осознали: два года не просто стабильного, но и нарастающего успеха — слишком много для модного поветрия. Лишь в октябре 1989 года имя его замелькает в прессе, появится в «Кадерно-2», литературно-художественном приложении к газете «Эстадо де Сан-Пауло». Первой оказалась большая статья, подписанная Терезой Жоржи и посвященная траектории его жизни еще со времен рокерства. Заканчивалась она таким недвусмысленным заявлением: «Однако свое неповторимое место Пауло Коэльо было суждено занять не в музыке, а в литературе». Здесь же можно видеть свидетельство того, что по поводу творчества Коэльо не могли прийти к единому мнению люди, писавшие даже не в одной газете, а на одной полосе. В нескольких сантиметрах от этого дифирамба была помещена заметка в двадцать строк некий Гамильтон дос Сантос называл в ней писания Пауло «студенистым синтезом положений, идущих от христианства к буддизму». По признанию самого Коэльо, «это была первая оплеуха, полученная от критиков»:
— Прочитав такое, я просто потерял дар речи. Онемел. Возникло такое впечатление, будто журналист предупреждал меня, как недешево обойдется мне слава.
Ежемесячный литературный таблоид «Лейа ливрос», выходящий под редакцией Кайо Грасо Прадо, сына почтенного коммунистического историка Кайо Прадо-мл., «прогнулся» перед силой цифр. На обложке декабрьского (1989) номера изображен Пауло — волосы дыбом, в руке меч, взгляд по-дзен-буддийски устремлен в бесконечность. Манера, в которой обращался с Коэльо таблоид, мало отличалась от наскоков, принятых в его отношении другими СМИ: из двенадцати страниц репортажа одиннадцать пространно повествовали о жизненном пути Пауло, не давая никакой оценки его творчеству. Собственно литературный разбор, произведенный однофамильцем нашего героя, профессором Тейшейрой Коэльо из университета Сан-Пауло, умещался на половине странички. Среднему бразильцу — а такими, надо полагать, было подавляющее большинство читателей «Дневника Мага» и «Алхимика» — было весьма затруднительно уразуметь, хвалят Пауло или ругают, превозносят или втаптывают в грязь, поскольку ученый муж выражался очень витиевато:
Давно прошло то время, когда видение, воображение — иррациональное, однако наделенное собственной внутренней рациональностью — было неотъемлемой составной частью реальности и приходило «сверху», становясь мыслительной привычкой. Она — или, если угодно, обыкновение — определяла культурную парадигму, образ мысли и способ познания мира. Парадигму, отставленную в сторону иной рационалистической парадигмой XVIII века. Сейчас и она представляется (быть может, на какое-то время) исчерпанной. Феномен Пауло Коэльо есть символ деградации этой парадигмы и недвусмысленно воплощает в себе недоверие к такому рационализму, каким мы знали его на протяжении двух столетий.