Магический спецкурс
Шрифт:
Когда он сел рядом и положил руку на спинку скамейки, словно открывая мне объятия, отчаянно захотелось прижаться к нему. Так сильно, что кожу едва ощутимо закололо тысячами крохотных иголочек. Но я знала, чем это грозит, поэтому удержалась.
— Как ты? — На его лице читались озабоченность и сожаление.
Я пожала плечами и делано бодро улыбнулась.
— Нормально. Еще не фантастически, но с твоим появлением стало лучше.
Такие разговоры тоже не стоило вести за пределами его комнат, но в этой части внутреннего двора мы были одни. Норман, видимо, тоже так решил, раз сразу перешел на «ты» и не
— Прости меня. — Он вздохнул. — Должно быть, ты считаешь, что я поступил жестоко, заставив тебя пройти через это?
Я на мгновение задумалась, а потом кивнула.
— Да, у меня были такие мысли. Зачем ты это сделал?
— Я всегда это делаю. Каждому студенту я даю возможность хотя бы один раз попробовать, что такое темный поток, что такое сила демонов. Обычно это помогает разрушить романтический флер, которым многие окружают темную магию. И многие после этого решают никогда к ней не прибегать.
— Ты же сам темный. — Я удивленно посмотрела на него. — Но не хочешь, чтобы другие ими становились?
Несколько секунд он молча смотрел мне в глаза, решая, рассказывать или нет. Я видела такой взгляд раньше. Иногда я расспрашивала его о прошлом: о детстве и родителях, о юности и том времени, когда он стал королем, о том, что было уже после его путешествия через временной поток. Он часто смотрел точно так же, словно отбирая и цензурируя воспоминания. Только в самом начале довольно откровенно рассказывал о некоторых вещах, пока не понял, что они повергают меня в ужас.
Вот и сейчас он явно думал, как сформулировать так, чтобы я не прониклась к нему сочувствием. Он этого не любил.
— Я не хотел становиться темным, невзирая на традицию семьи. Отец даже грозился отречься от меня, если в двадцать лет я не пройду инициацию. А я не видел смысла. Все учителя с детства твердили, что у меня очень сильный собственный поток. Но когда мою семью убили, я понял, что мне нужно больше силы. Чтобы выжить самому, чтобы наказать убийц. Мне пришлось стать темным, чтобы стать непобедимым. Благодаря сильному светлому потоку я уже в четырнадцать лет оказался готов пройти инициацию и повязать себя с довольно могущественным демоном.
— То есть ты один из тех магов, которые, теоретически, могут привести демона в наш мир?
Наверное, я спросила как-то не так, потому что по лицу Нормана пробежала тень, словно я его чем-то очень сильно задела. Или просто перспектива очень его пугала.
— Теоретически, — сдержанно согласился он.
— А нет способа как-то это отменить? — с надеждой спросила я. — Разорвать связь, свести метку?
Он рассмеялся, но как-то принужденно, покачал головой.
— Нет, нельзя. Это не татуировка, которую можно свести. Метка выжжена внутри, на моем магическом потоке. Ее появление на теле вторично. Единожды темный маг — навсегда темный маг. Обратной дороги нет. Все не так ужасно, — торопливо добавил Норман. — Со временем учишься дистанцироваться, возводишь внутри себя стену. Воздействие перестает быть таким сильным. Оно не исчезает, но это как… как боль. Чем чаще ты ее испытываешь, тем больше привыкаешь. Начинаешь игнорировать.
Я не удержалась и коснулась его руки. Хотела дать ему знать, что мне жаль, но боялась произнести вслух: жалость он не терпел так же, как и сочувствие. Либо он не понял мой жест, либо задумал свой вопрос еще до нашей встречи сегодня и все-таки хотел получить ответ.
— Теперь, когда ты знаешь… Когда сама видела и чувствовала то, что происходит с темным магом, пропускающим через себя демоническую силу, что ты думаешь?
— О чем?
— Обо мне.
Я снова с удивлением посмотрела на него. Как и всегда, он сидел прямо, смотрел спокойно, выглядел невозмутимым, но я почти физически ощущала, что он волнуется. Я знала, как умеет биться его сердце, буквально захлебываясь ритмом, когда внешне он выглядит сдержанным и даже отстраненным. За своей призрачной улыбкой Ян Норман умел прятать любой ураган чувств.
Я бросила по сторонам осторожный взгляд, убеждаясь, что в этой части двора мы по-прежнему одни, а потом порывисто коснулась его губ. Лишь мгновение он оставался безучастным, но потом и сам не смог сдержаться: крепко обнял и с силой прижал к себе, целуя так отчаянно, словно боялся, что это в последний раз. Оторвавшись от него, я уверенно прошептала:
— Теперь я восхищаюсь тобой даже немного больше. Ты самый лучший, самый замечательный и самый любимый. И ничто этого не изменит. Никогда.
Он снова привлек меня, и еще несколько минут мы позволяли себе безумие поцелуев в общественном месте и при свете дня, под прикрытием одного лишь развесистого куста жасмина.
— Я же просил приходить только через кабинет, — недовольно проворчал Норман, втаскивая меня в свою гостиную и поспешно закрывая дверь.
— Твой личный кабинет закрыт, я проверяла. — Я обиженно насупилась. — К тому же суббота, все равно учебный корпус пустой.
— Если мой кабинет закрыт, то это в некоторым смысле знак. — Он скрестил руки на груди и посмотрел на меня своим самым грозным преподавательским взглядом.
А что я могла сделать? Прошлые выходные я провела дома, а неделя как-то не задалась. После нашего разговора во внутреннем дворе Норман даже пятничную тренировку предложил отменить. Как я могла не прийти к нему в субботу? Но и его недовольство понятно: в конце концов, он рисковал куда больше, чем я, вступая в эти отношения.
Я попыталась изобразить виноватый и одновременно с тем несчастный вид и спросила:
— Неужели ты совсем не рад меня видеть?
Шагнув к нему, легонько коснулась губами его губ, держа руки за спиной. Суровая маска на лице заметно дрогнула, но я не остановилась на достигнутом. Мои губы на секунду прижались к его щеке, а потом сместились на шею и закончили это короткое путешествие рядом с мочкой уха.
— Хочешь, чтобы я ушла? — прошептала я, хотя уже по его дыханию слышала, что он не хочет.
Мгновение спустя я оказалась прижата к двери, а мои губы — вновь очень заняты. Я обвила руками его шею, зарылась пальцами в короткие волосы на затылке, тихо радуясь тому, что Норман не всегда может себя контролировать на сто процентов.
— Что ты со мной делаешь, Таня Ларина? — прошептал он, прервав поцелуй и касаясь лбом моего лба.
От тона, которым это было сказано, целый рой бабочек вспорхнул в животе. Пусть он ни разу не признавался мне в любви — во всяком случае формально, — в такие моменты я чувствовала его любовь каждой клеточкой тела.