Магический спецкурс
Шрифт:
Мама всхлипнула громче, даже у папы глаза заблестели, а голос охрип, когда он ответил:
— Мы не знаем. Никто не знает.
Глава 18
В тот день в Орту я не вернулась. Родители, конечно, на этом и не настаивали. Они вообще опять предложили мне бросить обучение.
— Может быть, если ты перестанешь пользоваться магией, процесс еще можно остановить, — с надеждой предположил папа.
Я сказала, что подумаю, и скрылась за дверью своей комнаты.
Я не жила здесь уже почти год, наведывалась только на выходные, причем последнее время не чаще раза в
Однако это было обманчивое впечатление, сейчас я чувствовала это особенно остро.
Ничто и никогда уже не сможет стать прежним. Все мои планы сейчас казались мне глупыми, детскими, несерьезными. Жизнь, о которой я мечтала раньше, теперь пугала пустотой. После планов, которые я строила последние несколько недель, и надежд, с ними связанных, перспектива вернуться в мир людей, пойти работать в офис и выйти замуж за какого-нибудь нового Сережу казалась ужасной.
За те несколько месяцев, что я провела в Орте, магия стала неотъемлемой частью меня. Я понимала, что уже не смогу ею не пользоваться. Папа ведь и сам так сказал: для мага это почти нереально, рано или поздно сорвешься. Потому что без тепла магического потока я стану чувствовать себя неполноценной. Это как решить, что отныне ты не пользуешься правой рукой, хотя она у тебя есть.
Так что идею перестать использовать магию и таким образом остановить ревоплощение я отмела почти сразу. А что оставалось? Оставалось ждать, когда я перестану существовать, а на мое место придет та, которую маги ждут последние пять веков.
Почему она выбрала меня? Этот вопрос бился в черепной коробке, как птица, пойманная в силки, несколько дней подряд. Почему именно я? Чем я ей так приглянулась? Почему она не выбрала кого-то другого? Какую-то другую девушку.
В глубине души я понимала, что должна быть благодарна ей за этот выбор. Ведь только поэтому в моей жизни случился Ян Норман. Я могла бы не быть новым телом для Роны Риддик, спокойно жить и расти в мире магов под своим именем, могла даже пойти учиться в Орту, но Норман не обратил бы на меня внимания. Я бы стала для него всего лишь одной из многих и прошла мимо его жизни абсолютно незамеченной.
Когда я задумывалась об этом, когда вспоминала про него, сердце то начинало биться быстрее, то как будто почти останавливалось. Вопросы в голове менялись.
Как он мог мне врать? Смотреть в глаза, говорить о любви — и врать? Я считала его лучшим из людей, идеальным мужчиной, который никогда меня не предаст, а он…
А что он? Он предупреждал.
«На самом делен далек от идеала. Не хочу, чтобы ты обманывалась намой счет».
А я обманывалась и радовалась, лишь теперь поняла, что он имел в виду. Хотя если задуматься и на секунду забыть о своем треснувшем и истекающем кровью сердце, то понимаешь, что он не сделал ничего предосудительного. Просто любил женщину, просто хотел ее вернуть. Не останавливался ради этого ни перед чем. Будь я Роной Риддик, я бы оценила.
Но я была Таней Лариной — в крайнем случае Дарлой Вонен — и потому оценить его преданность не могла. Во мне высокой волной поднималась злость. Как в тот раз, когда он впустил в меня темный поток. Но теперь я старалась разжигать в себе эту злость, повторяя снова и снова, что он предал меня, обманул мое доверие, растоптал мои чувства.
Только сколько бы я ни твердила себе это, что-то внутри сопротивлялось и не хотело верить. Возможно, то было воздействие мерзкого паразита, уже пустившего корни в моем теле, — Роны Риддик? Может, именно она не давала мне снять перстень, подаренный Норманом, даже сейчас, когда я понимала, что он только приближает мое исчезновение и ее победу.
Злость рассыпалась на куски, когда я вспоминала день, в который Норман подарил мне его. Как он возился со мной, помогая подготовить реферат. Как активировал поток, как разговаривал, отвечая на интересующие меня вопросы. На смену этому приходили и другие воспоминания: моя некрасивая истерика после похода в торговый центр Аларии за платьем, наши танцы на балу, ужасная ночь, последовавшая за этим. Теперь все становилось на свои места и вопросов больше не оставалось. Он защищал меня, потому что во мне уже теплилась жизнь его потерянной возлюбленной. Теперь я понимала, что он искал взглядом. Искал и не находил: знакомое выражение, проблеск воспоминаний. Он искал во мне ее.
Я задавалась вопросом, как такой шикарный мужчина мог увлечься такой обычной девушкой, как я? Вот и ответ: никак. До меня ему ровным счетом не было никакого дела. Может быть, поэтому он так долго не говорил мне заветного «люблю»? Чтобы не врать лишнего? Зачем он вообще пошел на отношения со мной, а не дождался окончательного ревоплощения? Просто чтобы я не была с кем-то другим? Чтобы было проще меня контролировать и сохранять мое тело для нее?
Вопросы разрывали голову несколько дней, я ждала, что вот-вот разревусь от обиды, но слез не было. Они рождались внутри, сдавливали грудную клетку, но так и не доходили до глаз.
Мои бедные родители не знали, что им делать, как отвлечь меня от мрачных мыслей. Сейчас я как никогда хорошо понимала, почему они ничего не рассказывали и пытались просто уберечь меня. Жить с мыслью о том, что на твое тело претендует другая душа, которая рано или поздно тебя вытеснит, — это все равно что жить в ожидании смертной казни. Отчасти я жалела, что родителям не удалось сохранить эту тайну. Но только отчасти.
Этот учебный год стал самым необычным в жизни. Границы моего мира расширились до небывалых размеров. Я узнала так много, я увидела так много, столько пережила и перечувствовала. Целой жизни в душной Москве могло бы никогда не хватить для такого. Я узнала себя с разных сторон, я боролась за свое место, за свою жизнь, за свою любовь. И ни за что не променяла бы все это на покой и безопасность незнания.
А главное — я ни на что не готова променять эти месяцы рядом с Норманом. Взгляды и прикосновения, разговоры и приключения, ночи и дни, поцелуи украдкой, улыбку, лишь слегка приподнимающую уголки губ, но совершенно меняющую выражение глаз, его голос и слова, которые все равно настойчиво звучали в моем сердце.
«Я люблю тебя, Таня Ларина. Я действительно очень сильно тебя люблю».
Возможно, себя в тот момент он обманывал даже больше, чем меня. Все эти годы он продолжал любить только одну женщину — Рону Риддик. С этим мне предстояло смириться.