Магички
Шрифт:
Они заглянули в купе вечером, уже после того, как поезд пересёк российско-украинскую границу. Название станции Ольга не запомнила, простояли долго, значит, город достаточно крупный. Свободное место было одно, но вошли двое — моложавая женщина средних лет, одетая по-девичьи, и мужчина помладше, держащийся как подчинённый. Впрочем, судя по тому, что он первым делом постелил своей даме постель, их связывали неделовые отношения. Минут за пять до отправления он подставил ей щёку для поцелуя и ушёл в соседний плацкарт. Это было странно, ведь в их вагоне оставались свободные места.
Ольга старалась не глазеть на женщину, но против воли косилась на её забавный багаж: явно дизайнерской работы ранец в форме пагоды, сделанный
Одежда её выглядела немного странной, сложный крой намекал на брендовое происхождение, но исполнение не отличалось качеством, кривые строчки и торчащие нитки выдавали неопытность портного. Ольгу одолело любопытство начинающего детектива — кто эта парочка, чем занимаются, почему мужчина едет отдельно, — поэтому поймала взгляд женщины и легко завязала разговор, который удалось закончить лишь в третьем часу ночи.
Ольга выключила лампочку над головой, завернулась в сыроватую простыню, закрыла глаза, но заснуть не смогла. Обрывки беседы вертелись в голове, и забавная, в общем, история чужой жизни отчего-то легла на сердце печалью.
Гелла Анатольевна — родители назвали её Василиной, но девочке не нравилось, и в 16 лет она вписала в паспорт имя рыжей булгаковской ведьмочки — была воином. Сколько себя помнила, она сражалась с двумя врагами: с нищетой окружающего мира и гипотетическими вандербильдихами. В отличие от Эллочки Людоедки не имела конкретной соперницы, просто существовал определённый образ жизни, который был ей по вкусу, но совершенно не по карману. Осознавала себя благородной, шикарной и светской, но родилась на рабочей окраине, одевалась на блошиных рынках и проводила дни среди провинциальной богемы. Если бы устремления Геллы касались силы духа и тонкости натуры, она бы давно воспарила и шествовала, не касаясь ногами грязных канцерогенных облаков, плывущих над родным промышленным городом. Но хотелось вещей земных и конкретных: блистать, поражая воображение каждого встречного, а уж чем дело десятое. Пока была молоденькая, не надевала трусов под прозрачные платья — вполне действенный приём, между прочим, глазели все и стар и мал. Стала старше — начала конструировать одежду, получалось неплохо, но на воплощение интересных идей не хватало ни опыта, ни терпения. Ей удавалось создавать из ничего скандалы и шляпки, но не салаты — готовил в их семье муж, тот самый покорный человечек, отселённый в плацкарт для экономии. Правда, Гелла сама их заправляла. Она любила пряности и снадобья: как и многие стареющие женщины, считала себя ведьмой, принимая за сполохи колдовской силы проявления подступающего климакса. Гадала, вязала амулеты, исцеляла, смотрела в стеклянные шары, носила дома чёрные мантии, а в путешествие обязательно брала с собой Таро и кисет с лекарственными травами. Для Ольги выбросила карту — «повешенный» и долго говорила о магическом посвящении, ритуальных действиях и отказе от собственного «я». Ольга посмотрела на картинку и слегка растерялась:
— Откуда-откуда у неё током бьёт?!
— Таро Гигера, дурочка! Естественные желания должны изливаться…
Предложила разложить кельтский крест, но Ольга отказалась, а Гелла была слишком гордой, чтобы настаивать.
На четвертом часу разговора спросила из вежливости, чем Ольга занимается, — ясно же, что столь обычная с виду девушка наверняка сидит в офисе или делает что-то другое, не менее скучное. Услышав ответ, слегка оживилась и произнесла фразу, которую Ольге за её недолгую писательскую карьеру говорили уже раз десять:
— Книжку? Я тоже могла бы написать, да всё времени нет. И потом, по издательствам нужно бегать, унижаться, пристраивать… — И сделала паузу, ожидая, что собеседница немедленно предложит ей помощь в публикации будущего бестселлера. Но Ольга промолчала, и беседа наконец угасла.
Легли спать, к облегчению чутко дремлющих соседей с верхних полок, которым болтовня не давала покоя, и Гелла быстро засопела, а Ольга всё ворочалась и грустила.
Попутчица, весь вечер раздражавшая её необоснованным высокомерием и снобизмом, вдруг предстала в ином свете. Она не хотела ничего дурного, любила окружать себя красивыми вещами, нравиться, производить впечатление. Талант дизайнера в зародыше придушила лень, но трупик его угадывался. Гелла в юности была хороша, но с возрастом оказалась перед классическим выбором «лицо или тело» — поправляться и сохранять свежий вид или оставаться худенькой, но в морщинках. Гелла предпочла держать тело в отличной форме, а кожа на лице сделалась сухой и вялой. Ольга понимала, что многое поправимо, дорогой косметолог помог бы скинуть если не десять, то пять лет. Но также она понимала и то, что богемная дамочка существует на границе бедности, её диеты часто вынужденного свойства, и притирания сделаны из детского крема и оливкового масла вовсе не из экологических соображений.
Ольге казалось, что в женщине просматривается не только неудавшийся художник и бывшая красотка, но и невоплощённый Божий замысел, нераскрывшийся цветок, и от этого делалось невыразимо печально. Один христианский святой, увидев разряженную блудницу, загоревал, потому что за всю жизнь не выказал столько усердия в служении Господу, сколько эта женщина — в угождении мужчинам. А тут Ольге показалась, что она прямо-таки ощущает могучую энергию, растраченную в попытке превратить крашеного кролика в мексиканского тушкана.
Забылась только под утро, и снилась ей Гелла, неуклюже одетая индейцем, в перьях, раскраске, в майке с бахромой и надписью, вышитой на груди: «Та, Которая Могла Быть, Но Не Стала».
В машине доспать не удалось, внезапно ритм движения изменился. Они свернули на просёлочную дорогу, потом на узкий серпантин, обвивающий гору, и поползли вверх.
— Опасно, — нарушила молчание Ольга.
— Очень! — весело ответила Катя. — Это не самая популярная трасса, там, на горе, никого особо не бывает, но психи всё равно попадаются.
— Кажется, тут вообще не разъехаться.
— Можно, только осторожно. Если на скорости или размоет когда, то, конечно, тяжело…
Ольга напряжённо смотрела на дорогу и даже не взглянула на виды, которые открывались с высоты: вдалеке море, уже залитое солнцем, леса, уходящие в глубь полуострова. Расслабилась, только когда съехали на очередной просёлок, укрытый мелкорезной тенью буков.
— Всё, дальше будет тряско, но не страшно. Ты поспи, если хочешь, ещё полчаса и приехали.
Они затормозили у трогательного полосатого шлагбаума — шлагбаумы всегда казались Ольге трогательными из-за хрупкости, непреклонности и нехитрой конструкции. Катя просигналила, и кто-то невидимый их пропустил. За поворотом показались облупленные железные ворота со звездой, открывшиеся при их приближении, дальше несколько метров пустой земли, потом чуть более основательный бетонный периметр с ржавой колючкой поверху, за ним — ряд белых трёхэтажных зданий, скорее всего, обычные казармы, ещё какие-то сарайчики и даже ветхая сторожевая вышка. Типичная военная часть, из тех, что наши побросали, уходя из Крыма.