Магиер Лебиус
Шрифт:
Возможно, это было так. Может быть – нет. Но конца-краю этому извержению мыслей, идей и экспериментов не предвиделось. Иногда Альфреду казалось, что магиер служит ему не за покровительство и защиту, а за саму возможность работать. В общем-то, такой энтузиазм прагсбургского беглеца маркграфу нравился. Альфред Чернокнижник лишь указывал, чем Лебиусу следует заняться в первую очередь, а что может подождать. Однако магиер, прекрасно справляясь с порученными заданием, умудрялся при этом выполнять уйму прочих дел и постоянно удивлял своего господина новыми открытиями и диковинками.
Одно
Лебиус сразу предупредил, что настоящая магия не терпит присутствия посторонних, и вряд ли это было сказано для красного словца. Всем был памятен случай, когда подвыпивший молодой оруженосец Альфреда случайно забрел в малую магилабор-залу, дверь которой никогда не запиралась. Стражу переполошил жуткий крик. К тому времени, как из главной мастератории вызвали магиера, бедняга-оруженосец сгинул бесследно. С тех пор охотников заглядывать без спросу за магические двери – пусть даже открытые настежь – не находилось.
«В конце концов, так тоже правильно, – убеждал себя Альфред. – Пусть один чернокнижник беспрепятственно творит свою магию, а другой обеспечивает ему кров, пищу и защиту. И пользуется плодами чужого колдовства по своему усмотрению». Лебиус ничуть не возражал против подобного распределения прав и обязанностей. И все же маркграф дико завидовал магиеру. Ибо магиеру покорялось то, что было недоступно маркграфу. Магиер повелевал даже огненной стихией. А он, маркграф, нет.
Вот с какими мыслями Альфред Оберландский по прозвищу Чернокнижник убирал свою руку из необжигающих углей жаровни. Сверху, от чаши, в которой булькало расплавленное и синюшное из-за неведомых добавок олово, к хладному багрянцу с прозеленью опускался жар. Опускался, но никак не мог нагреть пылающие колдовским огнем уголья.
– Теперь вы видите, ваша светлость, здесь пожара не будет, – убеждал Лебиус. – Даже если опрокинуть все жаровни, тигли, факелы и свечи. Даже если лить расплавленный металл в горючие смеси и порошки. Заклинания, усмиряющие огонь, произнесены мною не одну сотню раз, а пламя не станет своевольничать там, где в воздухе витают магические флюиды.
– Вот только витают-то у тебя здесь не только флюиды, колдун, – поморщился маркграф. Ему вдруг захотелось придраться и отчитать этого всезнающего и всеумеющего магиера. – Еще и запахи витают. Премерзопакостные, надо сказать. Неужели нельзя разогнать этот смрад?
Лебиус печально покачал головой:
– К сожалению, это мне не под силу. По стенам мастератории я очертил границы, за которые не распространяется зловоние. Но эти же границы являются неодолимой преградой для магических процессов. Так что использовать такую защиту внутри рабочих помещений я не могу.
– Так используй другую защиту, геенна тебя побери! Дышать же нечем!
– Невозможно,
Альфред нахмурился. Маркграф плохо понял витиеватое объяснение колдуна.
– Чтобы защитить вас от неприятного запаха, царящего здесь, мне пришлось бы произвести над вашей светлостью некие м-м-м… достаточно сложные действия магического характера, – осторожно добавил магиер.
– Вот уж не стоит! – маркграф невольно отступил от собеседника.
Действительно, не стоило. Для таинственных и жутковатых экспериментов Альфред предоставлял прагсбургскому магиеру достаточно людей – десятками и сотнями, живыми и мертвыми, – но сам становиться подопытным Лебиуса маркграф пока не собирался.
– Даже думать об этом не смей, слышишь, колдун!
– Я и не смею, ваша светлость, – Лебиус поспешно клюнул капюшоном перед вспылившим господином. – Я всего лишь объясняю…
– Будь любезен, впредь избавь меня от подобных объяснений. Запомни раз и навсегда: я – не они, – Альфред кивнул на ванны, в которых плавали человеческие тела – целые, выпотрошенные, нарезанные кусками, растерзанные на органы. – С ними ты можешь делать что угодно. Со мной – нет.
– Да-да-да! Конечно, – капюшон трясся, соглашаясь.
Альфред снова скривился:
– Ох и вонь! Хоть бы ароматические масла какие-нибудь использовал, воды там, мази, свечи… Ты же сведущ в алхимии!
– Я уже пробовал… испытывал здесь сильнейшие благовония, но от этого становилось только хуже, – пробормотал Лебиус. – Смешение приятного и неприятного создает в итоге еще более неприятное и устойчивое сочетание.
– Ну конечно! – Альфред зло сплюнул на грязный пол. – Никакие благовония не забьют запах серы.
Брошенный в сердцах намек одного чернокнижника другому был понят правильно.
– Напрасно вы попрекаете меня связью с силами преисподней, – тихо и смиренно ответил магиер. – У них свой путь, у меня – свой. Если мы пересекаемся, то редко и ненадолго. И весьма условно притом.
– Вообще-то, с этой силой достаточно пересечься единожды, чтобы впредь обречь свою душу… А впрочем, не будем об этом, – маркграф махнул рукой. – Миазмы твоей мастератории, пожалуй, отравят и саму огненную геенну.
Альфред прикрыл нос надушенным платком. Лучше не стало. Хуже – да. Как и говорил магиер. Маркграф выругался, убрал платок.
– Слишком много работы, ваша светлость, – Лебиус виновато развел руками. – А когда много работы, много отходов – испорченного, сломанного, сгнившего материала. Да и сам по себе магиерский труд насквозь пропитан колдовскими субстанциями, неприятными человеческому обонянию. Некромантия, к примеру, никогда особо не благоухала. И алхимия тоже. Я-то привык. Приучил себя. Я ведь, почитай, всю жизнь этим дышу. Я этим живу…
Альфред раздраженно пнул что-то маленькое, склизкое и толстое, попавшееся под ногу. То ли распухший червь, то ли сочащийся гноем палец.