Магистериум морум
Шрифт:
Алисса крепко сжимала палку, но чудовище возвышалось над ней на локоть, и кожа его была толстой, как камень. Алисса не боялась за себя — тварь была неповоротлива — только за лошадь. Если этот урод сожрёт лошадь, куда им потом деваться?
Алисса закричала изо всех сил и врезала по кривозубой морде. Тщетно! Монстр продолжал надвигаться на бедного мерина.
Лошадь, не имея возможности видеть чудовище, а, тем более, убежать от него, глухо стонала и пыталась переступать спутанными ногами.
Вдруг
Алисса вскрикнула и отшатнулась. А после разглядела, что это не тень, а худая облезлая кошка.
«Надо же! — удивилась Алисса. — Маленькая, а какая бесстрашная! И уж больно похожа на бедную фурию — такая же чёрная и несчастная на вид».
Тварь на кошку отреагировала не по тварски — закричала жалобно и неожиданно тонко для такой огромной туши, попятилась, села на задницу. Лапы её были слишком коротки, чтобы достать до глаза, а кошка разбушевалась не на шутку.
— Пошла прочь! Прочь! — заорала Алисса и начала с удвоенной силой молотить зверюгу по другому глазу, видно, это было её единственное уязвимое место.
Тварь долго пятилась, вспахивая землю тяжёлой филейной частью. Но как только она насмелилась встать и броситься в контратаку, в небе посветлело, и земля закачалась, не выдыхая, как раньше, а, словно бы, делая вдохи, чтобы закрыть распахнутые кругом жадные рты провалов.
Твари вдохи земли не понравились. Она неуклюже развернулась и, позабыв про людей и вкусную лошадь, изо всех сил заковыляла к разлому.
Тщетно. Толстые ноги твари были слишком коротки, чтобы развить хоть какую-то скорость. Яма, из которой она вылезла, вздохнула и, выбросив струйку пепла, закрылась.
Тварь закричала, от неё стали отваливаться куски плоти, тут же застывающие, словно обломки гигантской скульптуры из глины и песка.
Алиссе стало жалко её, ведь тварь была поначалу живой, пусть уродливой, страшной, но живой. Да и не успела она наделать вреда.
Кошка же ощущала себя победительницей. Она подбежала к повозке, гордо задрав хвост, скрипуче замяукала, почуяв съестное.
— Сейчас, сейчас, — отмахнулась Алисса, и, прикрыв локтем лицо, стала смотреть на небо.
Солнце разгоралось всё ярче. Стало понятно, что уже далеко за полдень.
Алисса и сама ощутила голод и такую усталость, что ноги её задрожали. Кошка опять замяукала, и женщина побрела к повозке.
— Ох ты, бедняга, — бормотала Алисса. — Сейчас, глупая, не кричи. В повозке есть хлеб и сыр.
Она с трудом прошла два десятка шагов, привалилась к колесу.
— Эй! — закричала она, чувствуя, что сил больше нет совсем, и что её бьёт озноб от запоздалого страха и не даёт больше сделать ни шагу. — Вылезай ты, никчёмный дурак! Поехали!
Возчик, однако, больше напоминал кучу ветоши под повозкой, чем затаившегося там человека. Только Белка смотрела на Алиссу из-под сена красными от слёз глазами. Она ещё не верила, что всё закончилось.
Не дождавшись от возчика даже мычания, женщина собралась-таки с силами, полезла внутрь повозки, цепляясь за колесо. Кошка прыгнула следом.
Алисса нашарила в узелке сыр и отломила кошке. Потом она обняла зарёванную Белку, полежала немного с прикрытыми глазами, давая себе ощутить, как солнце поглаживает по щеке, поднялась, палкой выгнала из-под повозки трясущегося от страха мужика, распутала коня, пришёптывая: «Да стой же ты, стой…»
Она сама села править, не надеясь уже на возчика, и полуочумевший мерин, всхрапывая и косясь, потащил возок по изорванной шрамами дороге. Возчик ехал в сене вместе с ребёнком и кошкой.
***
Тиллит застыла на песке в окружении трёх десятков чертей и бесов. Четыре людских магистра распростёрлись в пыли, лишившись от ужаса сознания, но не жизни. Крещёные тоже уцелели, но не решались покинуть высокий холм у реки. Оттуда доносился их жалобный вой.
Борн огляделся. Взгляд его коснулся демоницы.
— Я… Я пришла к тебе, потому что любила тебя, Борн, — пролепетала она.
— Прочь, дура.
Борн, отвернулся от Тиллит, помог Фабиусу подняться.
— Тебе нужно попить воды, маг. Пей, как следует. Я много взял от тебя.
Фабиус поплёлся к реке. С трудом спустился по тропинке к воде. Склонился: из реки на него смотрел старик с красным от жара лицом и абсолютно седой бородой.
Маг попробовал представить чашу — не вышло. Пробормотал формулу её воплощения — ничего. Тогда он встал на колени, зачерпнул ладонями воду и стал жадно пить.
Демон подошёл, присел рядом на корточки.
— Почему ты не сказал мне, что это — Дамиен?.. — спросил маг, косясь и смачивая водой обожжённое лицо. — То есть… что это — наш… наши мальчики похитили Алекто? — маг с трудом распрямился, но не удержал равновесия и со стоном сел на песок.
— Мог ли я доверять тебе полностью? В Аду принято так: если ты добил лучшего друга — ты велик и достоин всей глубины падения в Бездну, если же не добил — то, оклемавшись, униженный милосердием друг добьёт тебя сам.
Маг вздохнул.
— Вообще-то, на земле всё точно так же…
— Жаль. Мне нравится разнообразие земли. Её металлы. Её растения. Элементали. Я изучил химию Ада слишком легко. Здесь — простор для науки огромен…
— Это верно, — кивнул Фабиус. — Науки всегда завораживали меня, давали пищу уму и восторг телу. А приходилось считать мешки с овсом, да распекать ленивых слуг.
Магистр вымученно рассмеялся. Он боялся ещё раз посмотреть в воду и увидеть себя седым и старым.
— Я скоро умру? — спросил он, стараясь сохранять в голосе беспечность. — Магия больше не слушается меня. Если она вышла вся… Я ведь давно пережил любые людские сроки.