Магистр дьявольского культа
Шрифт:
Он натянул на лицо подобие улыбки: «Ничего не хочешь мне сказать?..»
Цзян Чэн вырос вместе с Вэй У Сянем и потому бесчисленное множество раз наблюдал, как тот в панике удирал при виде собаки. Вэй У Сянь мог бы прибегнуть к софистическим уловкам и заставить сомневаться кого угодно, но отрицать очевидное перед лицом того, кто знал его как облупленного, не имело смысла. Преодолеть это препятствие оказалось намного сложнее Цзы Дяня.
Вэй У Сянь искренне ответил: «Мне нечего тебе сказать».
Цзян Чэн еле слышно прошелестел: «А ты так ничему и не научился, да?»
С самых юных лет
Цзян Чэн в ярости захохотал: «Ну что ж, давай-ка проверим, кто из нас остался все таким же».
По-прежнему сидя за столом, он дал команду псу-оборотню. Тот немедленно встал!
Нахождение в одной комнате с собакой уже было более, чем достаточным для того, чтобы Вэй У Сяня с головы до ног прошиб холодный пот, поэтому едва перед его лицом за долю секунды материализовался огромный, оскалившийся пес, а в уши, крадучись, заполз глухой рык, как остатки рассудка покинули его. Он уже почти позабыл о своих детских годах, что провел, скитаясь по улицам. Лишь одно Вэй У Сянь помнил, словно это было вчера: ужас, обуревавший его, когда бродячие псы гнались за ним по пятам, и пронзительную боль от раздираемой когтями и клыками плоти. Этот иррациональный страх сидел у него глубоко под кожей, и Вэй У Сянь никакими силами не мог преодолеть или хотя бы ослабить свою фобию.
Внезапно Цзян Чэн настороженно глянул на него: «Кого ты зовешь?»
Все естество Вэй У Сяня находилось в таком разладе, что он не смог упомнить даже то, что вообще кого-то звал, и ему удалось совладать с собой, только когда Цзян Чэн приказал собаке отойти. Собравшись с духом, Вэй У Сянь осмелился повернуть голову. Цзян Чэн, с рукой, покоящейся на замкнутом за пояс кнуте, неожиданно встал из-за стола, склонился и заглянул Вэй У Сяню в лицо, затем выпрямился и спросил: «Кстати, а с каких это пор ты так сблизился с Лань Ван Цзи?»
Вэй У Сянь понял, чье имя сорвалось с его языка, когда он был в беспамятстве.
Цзян Чэн угрожающе улыбнулся: «Мне даже любопытно, с чего это он ринулся защищать тебя ценой таких усилий, там, на горе Дафань».
Через секунду он поправился: «Нет, не так. Он наверняка спасал не тебя. В конце концов, разве Орден Гу Су Лань способен забыть, что ты сотворил со своим преданным щеночком? И как только человек, столь высоко превозносимый за свою праведность, может потворствовать типу вроде тебя? Или, может быть, ему знакомо тело, что ты украл?»
Речь его была безжалостной и язвительной. Каждая фраза поначалу чем-то походила на обычный треп, но на самом деле несла в себе исключительно уничижительный смысл. Терпение Вэй У Сяня лопнуло: «Следи за языком».
Цзян Чэн ответил: «Я никогда не заботился подобным. Разве ты уже забыл?»
Вэй У Сянь усмехнулся: «Ах, да. Точно».
Цзян Чэн фыркнул: «А ты, наверное, считаешь себя благопристойным человеком, который вправе делать мне замечания подобного рода? Короткая же у тебя память. В прошлый раз, на горе Дафань, следил ли ты за языком, когда разговаривал с Цзинь Лином?»
Вэй У Сянь помертвел.
Вернув себе превосходство в разговоре, Цзян Чэн стал вновь наслаждаться происходящим. Он с издевкой продолжил: ««У тебя, что, нет матери, чтобы учить тебя?» А ты знаешь, на какую болевую точку надавить, верно? Еще бы! Ведь тот, кто сделал Цзинь Лина вечным предметом осуждения за спиной, есть не кто иной, как ты сам. Но не беда. Великие умы часто забывчивы. Ты наверняка запамятовал и слова, что говорил, и обещания, что давал. Тогда, может быть, тебе удастся вспомнить, как умерли его родители?!»
Вэй У Сянь неожиданно горячо заговорил: «Я ничего не забыл! Я только…»
Однако он был не в силах отыскать слова, что последовали бы за этим «Я только».
Цзян Чэн сказал: «Так вот, значит, как? Не находишь слов? Что ж, пустячное дело, ты всегда можешь вернуться в Пристань Лотоса и попробовать что-нибудь сказать, стоя на коленях на могиле моих родителей».
Вэй У Сянь старался привести в порядок сумбур мыслей в голове, одновременно лихорадочно соображая способы побега. Он всегда мечтал еще хоть разок побывать в Пристани Лотоса, но не теперь, когда он сам на себя не похож!
Вдруг раздался торопливый топот, а затем громкий стук в дверь. Цзинь Лин прокричал снаружи: «Дядя!»
Цзян Чэн повысил голос: «Я же сказал тебе ждать на месте! Зачем ты пришел?»
Цзинь Лин ответил: «Дядя, мне нужно сказать тебе что-то важное».
Цзян Чэн прокричал: «Если это столь важно, то почему ты не сказал, когда я тебя бранил?»
Цзинь Лин сердито заворчал: «А я потому и не сказал, что ты бранил меня! Так ты будешь слушать или нет? Если нет, то я ничего и не буду говорить!»
Цзян Чэн, пылая гневом, отпер дверь: «Рассказывай и выметайся!»
Как только дверь отворилась, Цзинь Лин сделал шаг внутрь. Он уже успел переодеться в чистые белые одежды и торопливо заговорил: «На самом деле, я кое с чем столкнулся сегодня. Я думаю, я видел Вэнь Нина!»
Брови Цзян Чэна поползли вверх. Он с силой сжал рукоять меча и с глухой яростью спросил: «Где? Когда?»
Цзинь Лин продолжил: «Сегодня днем. В нескольких километрах к югу отсюда есть покосившийся дом. Я отправился туда, потому что слышал сплетни о каких-то странностях, творящихся в той местности, но никак не предполагал, что наткнусь на логово лютого мертвеца».
Цзинь Лин говорил с нарочито озабоченным видом, но Вэй У Сянь понимал, что он несет отборнейшую чушь, поскольку достоверно знал, где именно сегодня днем находился юноша. Кроме того, неопытный ученик ни за что бы так просто не отыскал укрытие Вэнь Нина, если, конечно, Вэй У Сянь не призвал бы его заранее.
Цзян Чэн вскричал: «Почему ты раньше не сказал?!»
Цзинь Лин ответил: «Я не был уверен. Тот мертвец двигался очень быстро и сразу же скрылся, стоило мне войти в дом, так что я успел заметить лишь расплывчатые очертания. Но я слышал звон цепей, как на горе Дафань, поэтому заподозрил, что это Вэнь Нин. И не начни ты меня бранить прямо с порога, я бы немедленно все рассказал! И вот теперь, если он уже ушел слишком далеко, и ты не сможешь его догнать, то вини свой дурной характер, а не меня!» Он вытянул шею, пытаясь заглянуть вглубь комнаты, но Цзян Чэн был в такой ярости, что захлопнул дверь прямо перед его носом, прокричав изнутри: «Я разберусь с тобой позже! А теперь пошел прочь!»