Магистр
Шрифт:
Ранним утром установилась тишина. Взошедшее солнце осветило полусгоревшие остовы галер и чёрную полосу головешек, вынесенных на песок волнами. Амальфи был тих. Город затаился, пережидая уход варягов, довольных добычей. Мёртвых воинов и убитых горожан сносили к храму Св. Андрея Первозванного. Потрясённые девушки, испробовавшие буйной варяжской страсти, понемногу приходили в себя.
Когда солнце поднялось над горами, воротами Порта делла Марина прошли правители города Амальфи – префект Мастал I, епископ Константин, комиты и судьи.
До смерти напуганный префект стал с жаром убеждать Олега в своей искренней верности базилевсу и смиренно признал вассальную зависимость от империи. Что и требовалось доказать.
Глава 9,
в которой Елена Мелиссина размышляет о судьбах империи и плетёт интриги
Бариум оказался весьма милым городишкой, зеленым и уютным. Множество зданий уцелело от времён цезарей, но были и странные новостройки. Растеряв мастерство римских каменотёсов, возводивших стройные колоннады и гордые фронтоны, лангобарды выкладывали из камня круглые дома-трулли, имевшие тяжеловесные крыши из глыбок, сходившихся остроконечными конусами.
Елене Мелиссине показалось страшным жить под нависавшими камнями, а вот местные об этих вещах даже не задумывались. По крайней мере в труллях было тепло зимою и прохладно летом.
Впрочем, называть лангобардов новыми хозяевами древнего Бариума было бы не совсем честно – и ста лет не прошло, как этот город-порт захватили сарацины. Правоверные даже основали здесь Барийский эмират, возвели крепость, но не долго они поклонялись тут Аллаху – их вытеснили православные.
Зоста-патрикия направила коня за пределы городских стен. Она ехала шагом, дожидаясь Котяна, посланного на разведку, а булгары следовали позади, не мешая, но всегда в готовности помочь.
Женщина подставила лицо солнцу и улыбнулась. Тот восторг, который обуял её на виа Эгнатиа, уже схлынул, но тихая радость осталась, будя в душе неясные надежды.
Даже простая поездка, совершаемая ради новых впечатлений и бездумного отдыха, дарит удовольствие. А уж когда ты при деле, приятность возрастает стократ.
Елена поднялась на покатый холм и осмотрелась. По правую руку сияло голубизной море, узкая белая оторочка пляжа разделяла воду и сушу – холмы, скалы, рощи, луга. На гладком зеленом поле стояли ровными рядами воинские шатры, замкнутые в квадрат валом и рвом, – это был ромейский военный лагерь, разбитый Феоклитом Дукой, доместиком схол Запада, командующим всеми сухопутными силами империи в Лонгивардии. Шатёр доместика, больше и выше прочих, находился в самой середке лагеря, там, где колыхались знамёна и штандарты-фламулы.
Над лагерем висела пыль – многие сотни копыт и сапог давно уж вытоптали траву, а ныне Христово воинство уже не расхаживало среди тентов, а бегало – близился час сражения с мятежниками. Многочисленный отряд апулийских лангобардов приближался с запада, отрезая Мелиссине путь к Аппиевой дороге Траяна – самому короткому пути в Рим.
– Великолепная светлейшая!
Подскакавший Котян лихо спрыгнул с коня и ухватил того за уздцы.
– Сегодня выехат не удастся, – доложил бек. – Доместик перекрыл все дороги, заворачиват и конных, и пеших! Но скоро всё решится – лангобарды близко, я сам видел их конников за лесом.
– Думаешь, городу грозит осада? – нахмурилась Мелиссина.
– Ну уж нет, сиятельная! Воинов среди бунтовщиков мало, на нас прёт голытьба. У этих босяков хватат злобы, они жадны, но их руки привычны к лопатам, а никак не к копьям. Уж ты поверь, сиятельная, бой будет недолог!
– Хорошо бы, – вздохнула Елена, переводя взгляд на лагерь.
А там вовсю шло общее молебствие: каждый воин, укрепив на воткнутом в землю копье светильник или свечу, молился на коленях о ниспослании победы, о спасении в бою, о прощении грехов. Бойцов причащали войсковые священники. Хор грубых голосов донес слова поклонения Богородице:
Радуйся, мудрости Божьей вместилище, Радуйся, милости Господа хранилище, Радуйся, цветок воздержания, Радуйся, венок целомудрия, Радуйся, козни ада поборающа, Радуйся, дары рая открывающа…И тут хрипло взвыла труба. Её вой подхватили рога, разнося заполошные сигналы. Началось столпотворение, называемое построением. Елена разобрала в кажущейся суете определённый порядок – воины собирались, свои находили своих, строились, поправляли доспехи.
Трое булгар подъехали поближе к Мелиссине, и Органа вытянул руку с плетью в сторону леса:
– Вон они!
Лангобарды, кто пешком, кто верхом, показывались из-за деревьев, то растягиваясь цепью, то сбиваясь в толпу. Редко кто был при мече, основная масса вооружилась топорами и самодельными копьями, а то и просто вилами да косами.
Мятежники валили и валили – человеческое стадо, не ведающее науки побеждать. И это стадо всё сильнее смещалось в сторону Бариума.
– В город?! – крикнул Котян, вскакивая на коня.
– Нет! – мотнула головой Елена. – Уходим к Аппиевой дороге, а то, боюсь, надолго здесь застрянем. И к чёрту доместика!
Мелиссина представила себе во всех красках баталию, что вот-вот разразится, и разбежавшихся по долам и лесам лангобардов, сбившихся в разбойничьи банды. И как потом проехать в Рим, как пробиться через бесконечные заслоны из лихих людей, засады грабителей и убийц?
– Вперёд!
Елена с Котяном помчались к западу, следуя краем леса. Булгары поскакали следом. И тут же ещё одна толпа вооруженных апулийцев высыпала из леса, отрезая тайной посланнице и ее спутникам пути в Бариум.
– Котян! – окликнула печенега женщина. – Постой! Надо переждать на опушке, пока эти не пройдут!
Булгары закивали согласно, а Котян досадливо сморщился – не в его натуре было прятаться и отсиживаться. Но Елена права: переть наобум – нелучшее решение, можно было легко попасть в лапы арьергарду войска бунтовщиков.
Бек пустил коня шагом, заезжая в рощицу, Мелиссина подъехала и остановилась рядом. Отсюда были хорошо видны порядки мятежной армии, а вот ромейский лагерь едва просматривался.