Магия и тайна Тибета
Шрифт:
Между тем рыжий конь, взбрыкнув, стоял спокойно, тихий, как овца, повернув голову ко мне и с интересом наблюдая, что происходит: ко мне спешили люди и вскоре отнесли в мою комнату. Больше всего о моем позоре горевал смотритель бунгало.
– Конь никогда до этого не вел себя так, уверяю вас, он не норовистый! Никогда не предложил бы его вам, не будь я в этом уверен. Сам много лет езжу на нем. Посмотрите – вот проедусь немного.
Хозяин коня подошел и заговорил с ним, поставил, держась за седло, ногу в стремя и собирался уже вскочить в седло, как конь резким движением сбросил его. Ему повезло меньше, чем мне, – он упал на каменистую почву;
– Никогда, никогда раньше он не вел себя так!
«Любопытно, – подумала я, лежа, вся в синяках, на кровати. – Почему так повело себя животное, раньше такое смирное…» И тут ко мне зашел мой повар.
– Почтенная леди, это неестественно, – заявил он. – Я расспросил слугу смотрителя. Хозяин говорил правду – конь всегда очень смирный. Здесь не обошлось без гомчена – это он насылает демонов.
Не ездите к нему в его жилище – беда настигнет вас. Вернитесь в Гангток; я найду вам сиденье, и носильщики понесут вас, если вы не в силах взобраться на лошадь.
Еще один из моих слуг зажег ароматные палочки и небольшую алтарную лампу. Йонгден – ему в то время было всего пятнадцать – плакал в углу. В общем, обстановка такая, словно я умираю. Невольно я рассмеялась.
– Перестаньте, я же еще не умерла! А что до коня, то демоны тут ни при чем. И гомчен совсем не злой человек. Почему вы его так боитесь? Приготовьте обед пораньше и давайте все ляжем спать. Завтра подумаем, что предпринять.
Через два дня гомчен, услышавший о несчастье со мной, прислал мне черную кобылу, чтобы я доехала до него. Во время поездки ничего плохого не произошло. По горным тропам, петлявшим среди лесистых кряжей, я добралась до поляны у самого подножия очень крутой, лишенной растительности горы, увенчанной зазубренным гребнем черной скалы. Чуть вдали, наверху, отмеченное флажками жилище отшельника.
Лама спустился и встретил меня на полпути, а потом повел по извилистой, петляющей тропе, но не в свою хижину, а в другое укромное место – примерно в миле от своего жилья.
Заварил чай со сливочным маслом в большом чайнике, – на полу посреди комнаты разведен костер. Впрочем, слово «комната» может ввести в заблуждение – она не в доме, где гомчен жил, а в маленькой пещере, закрытой стеной из не скрепленных между собой раствором камней; два узких проема менее двух дюймов высотой служат окнами. Несколько досок, грубо отесанных топором и связанных вместе веревкой, образуют дверь.
Из Тангу мы выехали поздно, и, когда прибыли, уже смеркалось. Слуги расстелили одеяла прямо на камнях, и гомчен отвел их спать в хижину, по его словам, рядом с пещерой. Оставшись одна, я вышла из своей берлоги: луны нет; едва различаются белые массы ледника за темнеющей долиной, а мрачные вершины гор над моей головой устремляются к звездному небу. Подо мной лежит темная дымка, сквозь нее доносится грохот несущегося вниз потока. В такой тьме я не решаюсь идти дальше, – тропа шириной в ступню и упирается в пропасть. Оставляю исследования до утра; вхожу в пещеру и ложусь. Не успеваю закутаться в одеяла, как огонь вспыхивает и гаснет: слуги забыли наполнить фонарь керосином. Спичек под рукой нет, где что расположено в моем доисторическом жилище я не запомнила, и боюсь двигаться – ничего не стоит пораниться об острые выступы скал.
В «окна» и дверные щели дует сильный ветер; сквозь отверстия в камнях на мое аскетическое ложе смотрит звезда, словно спрашивая: «Удобно тебе? Что ты думаешь о жизни отшельников?» Явно издевается надо мной – иронически подмигивает!
– Да, у меня все в порядке, – отвечаю. – Даже еще лучше, в тысячу раз… я в полном восторге и чувствую: жизнь отшельника, свободная от того, что мы называем «удобства и удовольствия мира», – самая лучшая.
Тогда звезда отбросила насмешки, засияла еще ярче и стала больше, осветив всю пещеру.
Если мне дано умереть в этом уединении,
мое желание исполнится, —
говорит она, цитируя стихи Миларепы[30]. Голос ее выражает сомнение, что приглушает серьезность сказанного.
На следующий день я поднималась в жилище гомчена. Оно тоже расположено в пещере, только просторнее и лучше обставлено, чем мое. Весь пол пещеры под аркообразной каменной крышей окружен стеной из ничем не скрепленных камней, вход снабжен основательной дверью. Комната при входе служит кухней. В конце ее естественный проход в скале ведет в крошечный грот – там гомчен устроил гостиную; ведут в нее деревянные ступени – она выше кухни, а занавесом из тяжелой ткани скрыт дверной проем. Вентиляции в этом внутреннем помещении нет; щели в камнях, сквозь которые воздух мог бы попадать туда, закрыты стеклянными панелями.
Мебель состоит из нескольких деревянных сундуков, нагроможденных так, чтобы образовать заднюю сторону кровати отшельника, которая сделана из больших, тяжелых подушек, положенных прямо на землю. Перед кроватью два низких столика – простые куски дерева, установленные на ножки, покрашенные в яркие цвета. У задней стены грота на небольшом алтаре лежат обычные приношения богам: медные чаши, наполненные водой и зерном, масляные лампы. Неровные каменные стены полностью покрыты свитками картин на религиозные темы. Один из них скрывает вход в небольшой кабинет – здесь лама тантрической секты держит взаперти демонов. Рядом с пещерой построены два сарая для хранения продуктов, наполовину скрытые нависшей над ними скалой. Как видите, жилище гомчена не совсем лишено комфорта.
Это «орлиное гнездо» – место романтическое и совершенно уединенное. Местные жители верят, что здесь живут злые духи: рассказывают, что мужчины, которые отваживались раньше заглянуть сюда в поисках отбившегося от стада скота или чтобы нарубить дров, встречались с необычными существами и часто встречи эти приводили к роковым последствиям.
Тибетские отшельники часто выбирают подобные места для своих одиноких жилищ. Во-первых, здесь им предоставлены подходящие условия для духовных практик. Во-вторых, сами они считают, что сумеют тут использовать свои магические способности для помощи добрым людям и животным, порабощая вредных, злобных духов и мешая им творить свои мерзские дела, – по крайней мере, такие благие намерения приписываются этим «святым» простыми людьми.
Семнадцатью годами ранее лама, которого горные жители прозвали Йово-гомчен (Господин Созерцательный Отшельник), поселился в той пещере, где я и увидела его. Постепенно монахи из монастыря в Лачене помогли ему обустроиться, пока жилье его не стало таким, каким я его описала.
Сначала гомчен жил в полной изоляции. Селяне или пастухи, которые приносили ему пищу, оставляли свои приношения перед дверью и возвращались, так и не увидев его. Жилище недоступно в течение трех-четырех месяцев в году, так как снега заносят долину, ведущую к пещере.