Магия Неведомого
Шрифт:
– Нет, если понадобится, я там факел отыщу.
И Берит по прозвищу Гиена окончательно пошел заниматься своим делом.
5
Он стоял перед воротами в храм Метли и смотрел на факелы, которые этой ночью, сухой и на редкость ветреной, выбрасывали в воздух свое пламя, яркое, неровное. Стоял почти на том же месте, на котором произошла драка с тремя деревенскими дурачками, и успокаивался. Как ему начинало казаться, у него даже ребра переставали болеть, даже плечо отпустило. Он снова вникал в здание перед собой, согласовывался с ним, проникал в его архитектуру, в его характер, в строение коридоров, стен, контрфорсов, помещений, и даже еще точнее – в передвижения охранников по стенам и внутри
Где-то мелькнула тень, едва заметным затемнением этого света, еще где-то раздался невнятный звук, то ли бравые охранники затеяли перепалку, а может, просто заспорили о чем-то своем, или монахи дружно и стройно начали молиться, выпевая Метле псалмы, или служки убирались после долгого дня и торговались, кому что делать… Гиене было знать важно, но не слишком. Он и так уже знал, как будет двигаться и куда направится.
Обошел стену, со стороны бухты, невидимо плещущейся за домами, тут было чуть-чуть светлее, все же море еще подсвечивало, хотя это могли различить только его глаза, охранники храма этого наверняка не замечали. Потом присмотрелся к горгульям, они ему не нравились, были слишком выразительными. Он снова, уже в который раз, подумал, может, и стражники не понадобятся, схарчат чудища эти неловкого воришку и не подавятся, лишь поутру под стенами его косточки обглоданные найдут и даже убирать не станут, городские собаки растащат, чтобы в своих укромных углах догрызть.
Какой-то храмовник наверху неуклюже загремел доспехами и коротким копьем проскреб по камням, а может, так-то он боролся со скукой, ленью и собственными мечтами, хотя, с другой стороны, какие мечты у охранника?.. Пиво он и так каждый вечер получает, жратвы ему, по всему, тоже хватало, и даже форму выдают, почитай, дважды в году, а о прочем он и догадаться не умел… Все это было теперь глупо и неправильно со стороны Берита, теперь следовало действовать. И не терять концентрацию.
Как бесшумная тень, почти незаметная в общей темноте, Берит выскочил из щели между домами и оказался под стеной. Отсюда она казалось непомерно высокой и слишком уж гладкой, чтобы по ней можно было взбираться. Но он знал это чувство, его можно было перебороть. Он пополз, вжимаясь в камни, прилипая к ним, как большая, не очень шустрая муха. Щели в кладке от выветренного и вымытого дождями раствора позволяли воткнуть пальцы, хотя бы самыми кончиками, и даже носки мягких сапожек, а впрочем… Зря он их не снял, повесил бы за плечо, тогда бы взбирался на когтях, когти-то у него на ногах были – загляденье, твердые, длинные, ими удавалось почти на любой стене найти опору… Да, зря не разулся, но теперь сожалеть было поздновато.
Берит посмотрел вниз, он добрался уже до середины стены и был локтях в восьми над землей. Горгульи нависали над ним еще ближе. И отбитое плечо вдруг запульсировало такой болью, что Гиена зажмурился, собираясь с силами, чтобы дальше карабкаться. Пополз, и вдруг морда горгульи оказалась совсем рядом – большая, каменная, с ужасающе и чрезмерно натуралистично разинутой пастью, а ее голову прорезали глубокие и частые канавки, обозначающие, по мнению скульптора, то ли волосы, то ли складки кожи. За них удалось зацепиться, и морда, кстати, не ожила, не вцепилась в него… Обычным украшением эта морда оказалась, всего лишь.
Тут Берит не выдержал, скинул с пояса одну петлю, закинул на голову сверху, удачно укрепил ее за каменное ухо чудища, вторую зацепил за клыки в пасти и смог поставить обе ноги в них. Теперь он висел более чем в дюжине локтей над улицей, ползти наверх ему оставалось еще футов десять, не больше. Но он знал: чтобы перебраться через парапет, ему потребуется вся сила рук, и для этого нужно, чтобы боль в плече поутихла. Он настолько обнаглел, что даже попробовал чуток присесть на каменную горгулью, но для его зада она была слишком узкой и неровной, нормального отдыха не получилось еще и потому, что болели ребра на каждом вдохе. Все-таки мудрый он стал, раз уж подготовил эти
Дождавшись, чтобы дыхание снова сделалось бесшумным и глубоким, Берит встал ногами на морду горгульи, осторожно выпрямился и пополз дальше, наконец-то дотянулся руками до края стены. Теперь он стоял совсем спокойно, прислушиваясь: не хватало только перевалить через край стены в объятия задремавшего стражника… Но на стене никого не было, где-то дальше, за висячей настенной башенкой, действительно кто-то негромко переговаривался, но это было далеко, ярдах в сорока от него. Путь же до лестницы и дальше, в одну из пристроек к кухне, был свободен. Гиена перемахнул через стену между зубцами, тут же присел, вжался в каменный парапет, осмотрелся еще раз, еще вернее. Так и есть, можно одним рывком сбежать со стены к этой пристройке главного здания, вот только бы двери в нее оказались незапертыми.
Он пробежал, низко пригибаясь, по стене, потом вниз, по нешироким, но надежным ступеням, добрался до двери. Открыл ее едва на фут, знал по опыту, что скрипит дверь обычно, когда ее открываешь чуть больше. Как он определял то место, где дверь начинала издавать звук, как он умел почувствовать характер каждой петли – он и сам не знал, это умение было в нем, кажется, от рождения. Проскользнул внутрь. Это было хорошо, теперь его было не видно. Снова передохнул.
Так, теперь по коридору вправо и вниз, там должна быть лестница, и что самое замечательное – эти службы пустовали, ни стражников, ни монахов, ни служек тут не имелось, только крысы да тараканы могли ему теперь встретиться. Берит побежал, по-прежнему почти бесшумно, то есть те звуки, которые он все же поневоле создавал, можно было услышать только с расстояния считаных футов, не дальше. Дверь в подвалы оказалась неплохо освещена факелом, вставленным в стенную державку, но поблизости никого не было, и он рискнул. Она была заперта, но всего лишь на обычный засовный замок, грубо отлитый из черной, незвонкой бронзы, он справился с ним минуты за две, приоткрыл дверь, снова едва на три ладони, протиснулся за нее, прикрыл. Запирать, естественно, не стал. Перед ним оказалось подземелье.
И в нем никого не было, оно было почти пусто. Почти… Потому что Гиена отчетливо ощущал: что-то в нем есть, какие-то сигнальные устройства, что-то в высшей степени хитроумное, по мнению строителей храма, а для него – уже семечки, пустяки, воплощенная глупость тех, кто это подземелье строил. Берит двинулся вперед мягко, словно и не был живым существом, а был частью самого храма или летучей мышью, которая не задевает ни пола коридора, ни стен, ни низкого, сводчатого потолка.
Глаза привыкли видеть в полной тьме, едва он дошел до следующих дверей, уже спустившись по узкой лестнице ниже уровня земли, наверное, футов на двадцать. Эти двери были еще массивнее тех, прежних, и повозиться с ними пришлось чуть подольше, зато можно было не опасаться, что кто-то услышит звяканье отмычек. Тут Берит был один-одинешенек и едва ли не отдыхал при этом.
Вот только для замка этого пришлось три отмычки использовать одновременно, уж очень у ключа, который его отпирал, была сложная бородка. Но Гиена и тут сумел. Расправившись и с этой дверью, он собой едва ли не загордился. Преждевременно, конечно, но главное – почему-то у него появилось ощущение уверенности в успехе, он решил, что все у него получится, и это было настолько приятно, настолько вкусно… что пришлось даже ощущение это слегка подавлять, потому что он знал – освобождение от настороженности почти так же мешает выполнению дела, как плохие отмычки.
Дверь чуть скрипнула, но он не торопился, открывал ее едва ли не медленнее, чем трава растет, а потому сразу замер. Все оставалось покойно, скрежет в верхней, кажется, петле никого не насторожил. Берит продвинулся в образовавшуюся щель, придерживая дверь изо всех сил, пришлось и воздух выпустить, и брюхо втянуть, но он все же просунулся. Перед ним снова была лестница вниз, он пошел по ней, оглядывая стены, ступени, потолок… Ловушек пока не было. И наконец-то он оказался перед совсем уж глубоким коридором.