Магия ответа
Шрифт:
Это же приёмы псионика…
— Заяц, давно не виделись, очковый ты пёс.
Я кое-как вытаращил глаза на него и сфокусировал взгляд.
— Герман?
— Узнал, — он едва не облизал меня, дыша в ухо и щекоча бородой шею.
Тот самый сослуживец, который доигрался с имплантом… Мы с ним дружили здорово, одно время он даже был моим наводчиком, на особо сложных операциях.
Командование не раскидывалось псиониками направо и налево, и посылать на один квадрат сразу двоих всегда считалось слишком
И это только Герман звал меня, снайпера Тимофея Зайцева, который видит мир только через «очко» линзы прицела, очковым псом. За это, правда, иногда он мог и словить, потому как кличка мне не нравилась. Чаще он называл меня просто Зайцем или Косым.
Впрочем, самого Германа природа наградила толстыми губами, и я иногда отыгрывался на этом.
— Слышь, ты, Губошлёп… — я просипел в ответ, — За очкового может где и табуреткой прилететь…
Альберт расхохотался:
— А, Косой, как жизнь-то?
Голова старика дёргалась, неестественно выгибаясь, чёрные зрачки бегали туда-сюда. Мой кокон то и дело пытался свернуться, но мощный поток чужой и невероятно злой псионики насильно разворачивал его.
Я просто не мог ничего противопоставить этому Иному! Даже капитский «механический» псионик рядом нервно покуривал свой имплант…
Старик саданул меня лбом в нос, а потом перехватил тонкими пальцами и легко поднял вверх, протащив лопатками по столбу. Вот это мощь! Энергия псионики, переходящая напрямую в мышечную силу.
У меня брызнули слёзы, в носу намокло, потекло по губе. Сломал, собака сутулая!
Страшная улыбка озарила лицо старика, словно у маньяка, издевающегося над своей жертвой.
— Бегают, дерутся, — Альберт посмотрел наверх, в потолок, — Жалкие твари… букашки. Мы скоро придём, совсем скоро, немного осталось!
Он притянул меня к себе, прокричал это в лицо. Я пытался сделать хоть что-то, но псионика била сразу со всех фронтов, накладывая полный паралич.
— Ах, Косой, ты ж мечтал сдохнуть на поле боя, со «свистком» своим в обнимку?! А?
Меня чуть отпустило, словно дали шанс, и я, стиснув зубы, попробовал поднять руку, рубануть ему по локтю. Грёбаный насрать, как по шпале, вообще не гнётся.
Как маги собрались этого Иного валить-то?!
«Свисток» — это была моя снайперская винтовка. В выборе оружия я, к сожалению начальства, клал большой псионический болт на патриотизм и предпочитал капитский Шам-Рифл, который при выстреле не грохал, а свистел.
Впрочем, с этим «свистком» я отлично защищал родную Свободную Федерацию в борьбе с капитами, так что муки совести особо не грызли.
— Там Алёнка… грустила сильно, — вырвалось у меня.
— Что ты сказал?! — меня снова приложили об столб.
И снова, и снова… Затылок взрывался болью, как и весь позвоночник, с каждым ударом из лёгких выбивался ещё воздух, хотя казалось,
Алёна приходилась Герману сестрой, и мои отношения с ней очень ему не нравились. Он был невероятно ревнивым братом, и у нас частенько случались драки по этому поводу.
— Ты всё-таки подкатил к ней свои шары?! — донеслось до меня сквозь туман обморока.
Уж очень сильно я долбанулся затылком, искры перед глазами так и звенели. Да, ему до сих пор не нравится, что я был с Алёной, он всегда был крайне против, потому что знал мою ветренность.
— А она же любит тебя, падлу псовую, слышь, ты?! — снова прокричали в ухо, — Трахарь блондинок, я тебя убью, хрен ты очковый!
Мне прилетело в челюсть справа. Потом под дых, да так, что чуть не откусил себе язык…
Твою жжёную псину, я и в прошлой-то жизни не всегда мог сладить с Германом в рукопашной. А здесь, когда его тело напитано псионикой до стальной крепости, когда с каждым ударом кулака через голову проносится ментальный снаряд…
Кулак воткнулся мне в грудь, тут хватка с горла исчезла, и я упал на пол. Закашлявшись, я выплюнул кровь.
И снова, как тогда, как и десятки раз до этого, когда мы выясняли отношения возле пивного бара, прозвучали слова:
— Только ради Алёны, Косой, — шаги Альберта-Германа зашоркали по залу, — Подумать только, грёбаная очковая псина стала Последним Привратником.
Я поднял голову, провожая размытый силуэт, и дрожащей рукой вытер кровь с разбитых губ, сплюнул на пол.
— За «очкового» я тебе хлебало-то начищу, — вырвалось у меня вслед.
— Освободитель хренов, ещё увидим… — голос удалялся, потому что его обладатель уже вышел в коридор, — Святые Привратники должны сидеть на…
Голос затих, я не услышал окончания фразы. Да и куда там, голова гудела, как паровоз.
Иные… и те сущности, что вселялись в псиоников в нашем мире… Неужели это одно и то же? Неужели наши миры так связаны?
Твою-то жжёную… Пробоину. Почему тогда я не встречал такой аномалии в нашей Солнечной Системе?
Тема, конечно, была очень интересной для размышлений, но интуиция говорила мне, что время поджимает.
— Хватит лежать, Вася, — я упёрся ладонями, стал вставать, и чуть не поскользнулся на своей же крови, — Всё, тренировка закончена, вставай давай.
Рванувшись, я присел на корточки, снова упёрся лопатками в столб. Оттолкнулся ногами, скользя обратно в стоячее положение, и ухватился за столб для равновесия.
— Губошлёп хренов… — мои губы подёрнула улыбка.
Да, встреча с Иным дело неприятное… Василий внутри вообще вон съёжился в потустороннем ужасе.
Но мне было и страшно, и весело. Конечно, такие приветы от друга, давно погибшего, могут только добавить седины, но это значило кое-что очень важное…