Магия успеха

Семёнова Мария Васильевна

— Они, они, ультраправые фашиствующие террористы, о них еще фильм снят с Брюсом Виллисом, «Крепкий орешек» называется. — Победоносно улыбаясь, Плещеев открыл папку, зашуршал глянцевыми, прошитыми стальной струной страницами. — Вот пожалуйста, регион дислокации базы, ориентировочная численность личного состава, схемы коммуникаций, подходы, точный план канализации, органолептичеекие портреты предполагаемых главарей…

— Да, сразу видно, поработали. — Вздохнув, начальство нацепило очки, скривившись от отвращения, потерло щеки. — Слушай, я читал твою докладную — викинги какие-то, рубка на мечах, кровища рекой. Это им на хрена? Наркоты обожрались?

— Эмпатия, вхождение в образ. — Плещеев захлопнул

папку, лицо его стало сосредоточенным. — Метод программирования бессознательной сферы. Психически и поведенчески эти Черные Викинги в ответственный момент отождествляют себя с настоящими берсерками и именно поэтому умирают с таким бесстрашием — для тех геройская смерть на поле брани являлась высшим благом, считалось, что в загробной жизни их ждет райское блаженство. Нечто подобное наблюдалось и в секте ассасинов, убийц, опьянявшихся гашишем. Другими словами эмпатия — это своеобразное состояние гипноза, описанное психологом Эриксоном, когда один из участков мозга перевозбуждается с помощью особой команды, называемой якорем. Здесь открываются пути для зомбирования, кодирования, подчинения чужой воле. Если помните, в девяносто первом была целая волна самоубийств среди номенклатуры, один телефонный звонок — и все, в штопор.

— Разрешите? — Двойные двери распахнулись, и в кабинете появилась подавальщица с подносом. — Кофе черный, как заказывали.

Наколка на ее голове напоминала кроличьи уши красоток из «Плейбоя».

— Спасибо, Лейла.

Начальство дождалось, пока подавальщица выйдет, и, не глянув на бутерброд, отхлебнуло кофе.

— Ладно, с этим ясно. А откуда вообще эта пещера взялась в Норвегии?

Интерес в глазах начальства исчез, остались только краснота и усталость.

— Если позволите, немного истории. — Плещеев положил в кофе сахар, тщательно размешал. — Как известно, немцы очень любили рыть землю. Я не буду говорить о секретных заводах «Фау» и синтетического бензина, о бункере Гитлера в Берлине и его «волчьей яме» под Растенбургом, в Восточной Пруссии, не стану упоминать таинственную крепость Шангрилла — гипотетическую базу нацистов в Антарктиде, в районе Земли Королевы Мод, — вся эта информация подробно изложена в моем отчете. Замечу только, что в период с тридцать восьмого по сорок третий годы на средства Ане-нербе были построены несколько секретных учебно-тренировочных центров СС, в одном из которых, расположенном на территории Норвегии, после войны обосновались Черные Викинги. В нацистских документах этот центр упоминается под названием Пещеры Доврского Деда, если помните, у Ибсена это имя владыки троллей. Вот туда-то нелегкая и забросила Толю Громова.

— Кстати, как он? — Генерал допил кофе, распечатав очередную пачку «Примы», закурил. — Отдыхает?

— Да, с невестой. — Плещеев тепло улыбнулся, рассеянно наблюдая за извивами удушливого дыма, отставил недопитую чашку. — В Комарове, в частном пансионате.

— Ну вот и хорошо, дело молодое. — В глазах начальства появился мечтательный блеск. — Зимой только свадьбы и играть. Опять-таки, бабу снежную вылепить можно, в снежки, с горок покататься, на лыжах хорошо, с ранья, вдоль залива…

Чувствовалось, что тема зимних забав занимает его куда больше, чем какой-то там эсэсовский бункер.

— Насчет лыж это вряд ли, при переходе границы Толя отморозил ноги. — Плещеев, не спрашиваясь, закурил, положил папку начальству на стол. — С этим что?

В негромком голосе его слышалось разочарование.

— А ничего. — Генерал глянул на него, как смотрит педагог на недоразвитого воспитанника, вздохнул тяжело. — Кто этим будет заниматься? Своего дерьма не разгрести, террористы-сионисты, вах-хабиты-моабиты, депутаты-демократы… Вон, — он махнул рукой на груду секретных папок, выпустил струйку дыма в сторону сейфа, — полна коробочка.

Спустить информацию в Интерпол куда-нибудь, так потом вопросами замучают — откуда взяли да каков процент достоверности? Этические аспекты опять-таки… Ты вот что, Сергей Петрович. — Начальство внезапно оживилось, осененное дельной мыслью, на лице его отразилось облегчение. — Скунса на них натрави, может, и клюнет. А тогда одно из трех: или он вцепится этим викингам в глотку, или они сами сломают ему хребет, или проколется наконец и кто-нибудь возьмет его за жопу. В любом случае поднимется шум, и западники непременно отреагируют. Один хрен, делать им нечего, а деньги девать некуда, не то что нам, грешным.

— Шалом! Это хедер Соломона Клярэ?

— Да, это хедер Соломона Клярэ.

— Могу я слышать рабби Боруха?

— Если вы имеете уши, вы можете услышать рабби Боруха. А на что он вам?

— Нужда у меня к нему.

— Я дико извиняюсь, а кто это имеет к нему интерес?

— Имеет тот, о ком не говорят вслух и чей путь покрыт страшным мраком.

— Сразу бы так и сказали, рабби Борух уже на проводе.

— Сразу только кошки родятся. Имею к вам разговор насчет Черных Викингов.

— Это мне очень подходяще, что же вы остановились?

— Во рту пересохло. Правда горчит, пустая ложка рот дерет. Деньги против стульев.

— Мы за ценой не постоим, скажите номер счета, как только, так сразу. Здесь у нас собрались очень порядочные — люди.

— У нас здесь тоже. Не отходите, рабби, от компьютера, мои условия и треть информации уже в пути. И как говорится, лху нранно адонай норийо ииур ишейну.

— Буду ждать, сын мой, и надеюсь, вы не забыли, что жадность порождает бедность. Арбоим шоно окут бдойр вооймар…

Приватный разговор по телефону на иврите.

ГЛАВА 25

Разбудил Прохорова Рысик, с утра пораньше, самым наглым образом. Открыл, гад хвостатый, дверь и, тайно прокравшись в комнату, смахнул со шкафа тяжелый меч-боккен, выточенный с большим трудом из ворованной «дельта-древесины». Жалобно звякнули гантели в углу, застучали по батареям возмущенные соседи, — день был субботний.

— Такую мать. — Выругавшись спросонья, Прохоров поднялся, смачно, так что зубы щелкнули, зевнул, поискал глазами нарушителя спокойствия. — Кастрирую тупыми ножницами!

Куда там, Рысика уже и след простыл, только те самые, огненно-рыжего цвета, которые надо бы тупыми ножницами, мелькнули молнией.

«Ладно, у кого рано встает, тому Бог дает. — Прохоров глянул в угол, где скорбел оставшийся от бабки в наследство чей-то почерневший лик, затем перевел взгляд на свою бунтующую плоть, вздохнул. — Да, весна, весна, пора любви. А не ожениться ли мне на недельку-другую?»

Сквозь щелку в занавеси проглядывало апрельское солнце, за окнами чирикали воробьи, слышался лязг лопаты и проникновенный мат непохмеленной дворничихи: в усмерть засношали ее ларечники со своими коробками и пожарники со своими брандспойтами. На хрену видала она и мэра, и депутата, и начальника жэка. Все пидорасы.

«Пидорасы, это точно», — с легким сердцем согласился Прохоров и, накинув шелковый, презентованный Женей халат, направился в сортир. Из-за отцовской двери раздавалася храп, тянуло перегаром и телесной вонью — отставной майор снова подался от бренной суеты в запой. Какое там «торпедирование» с кодированием — душа горит, и все тут. Загадочная, славянская… Из кухни доносились запахи совсем другого рода — благоухало свежезаваренным чаем, котлетами, поджаренной с луком и яйцами картошкой.

— Мать, привет. — Прохоров махнул рукой и, повинуясь зову природы, заперся в сортире. — «Губернатор выступил с отчетом, Петербург войдет в третье тысячелетие уверенно и достойно…»