Магия успеха
Шрифт:
День он всегда начинал с просмотра свежей прессы.
Потом он мылся, брился, делал зарядку и наконец, подгоняемый желудочным соком, появился на кухне.
— Мать, не спится тебе.
— Садись, сынок, садись. — Клавдия Семеновна торопливо наложила ему картошки с котлетами — горкой, достала квашеной капусты, огурчиков. — Просыпаюсь все, не уснуть. Третью ночь уж Витенька снится. Господи, ведь снова на убой вот таких же погнали…
Она отвернулась к окну, украдкой смахнула с глаз слезинку.
— Ладно тебе, мать. — Прохоров с яростью откусил сразу полкотлеты, рывком поднявшись, включил телевизор. —
На экране популярный девичий проект под названием «Палки» задорно распевал на четыре голоса:
Ой цветет калина в поле у ручья,
Парня мало, дога полюбила я…
Девушки были в ударе, в теле и почему-то в цепях. Полуголые братки из бэк-вокала, изображая стаю догов, лихо подтягивали, подскуливали, под-тявкивали в лад:
Ав, ав, ав, гае, гае, гае, ры, ры, ры.
— Тьфу, срамота — Клавдия Семеновна поднялась, сняла чайник с огня. — Схожу-ка я в магазин. Тебе какого супу сварить?
— Какой быстрее, мать, у тебя все вкусно. — Прохоров переключил программу, вытащил крепенький огурчик из банки. — Огурцы, ма, самое то, хрустят!
Откровенно говоря, «Палки» ему понравились: жопы что надо, рожи глупые, довольные, мотивчик незатейливый, запоминающийся, слова, опять-таки, доходчивые — ав-ав-ав, гав-гав-гав, ры-ры-ры! И как только дверь за матерью захлопнулась, Прохоров переключил канал на прежний, однако тут же замер, застыв с поднесенным ко рту огурцом. Собачий клипец уже закончился, шли «Новости», и в центре внимания мирового сообщества оказались знакомые до боли места — окрестности неказистого норвежского фьорда, затерянного среди диких скал. Кое-что, правда, вокруг изменилось: на месте заводика зияла здоровая дымящаяся воронка, берег потрескался, осел, базальтовая круча, разломившись надвое, свалилась в воду. Кружили вертолеты, ревели полицейские сирены, сновали вездесущие репортеры. «Предположительная причина трагедии — взрыв рудного газа в заброшенных шахтах, — произнес голос за кадром, и камера дала крупным планом оглушенную, плававшую кверху брюхом косатку. — Зеленые бьют тревогу».
— Дивная страна Норвегия, где во фьордах водятся косатки. — Прохоров в задумчивости прикончил огурец, ощутив себя после трех котлет сытым и добрым, налил чаю, и в это время раздался телефонный звонок.
— Эй, свидетель, ты телик смотришь? Как тебе? — Это был Толя Громов, голос его переполняли радость и бесшабашная удаль. — А вот она, вот она, хунта поработала!
Чувствовалось, что он уже был навеселе.
— Да, здорово бабахнуло. — Прохоров вдруг вспомнил, как они вместе шли по канализации, по колено в дерьме. — Ты чего это, празднуешь уже?
— А то! — Толя Громов довольно заржал, было слышно, как рядом, мяукнув, захихикала Вика. — Тебе тут просят передать, чтобы ты, свидетель, не опаздывал.
— Ладно, новобрачные. — Прохоров повесил трубку, отхлебнул остывшего чаю, потянулся ложкой к варенью, и в это время снова раздался звонок, на этот раз от входной двери.
«Каррамба». В сердцах отставив чашку. Серега вышел в прихожую, нагнувшись, глянул в смотровой глазок:
— Кто там?
На площадке царил непроницаемый мрак, видимо, лампочку снова свистнули.
— Кто-кто, воры, — честно признался из темноты Лешик-поддужный и, едва дверь открылась, предстал на пороге во всем
— Привет, заходи. — Прохоров посторонился, пропуская гостя в прихожую, глянул на него выжидательно. — Чаю?
— Зачем чифир, когда водяра стынет? — Лешик коротко усмехнулся, фиксы его матово блеснули. — Ты хрен к носу прикинул? Что Зверю передать?
— Мой рахмат за оказанное доверие. — Прохоров тоже усмехнулся, получилось несколько зловеще. — Скажи, как-нибудь перебьюсь.
— Хозяин барин, никто тебя силком не фалует. — Лешик посмотрел на него как на недоразвитого. — Только от себя скажу, корешок, что такой фарт выпадает раз в жизни. Зверь — это же фигура, мозга, мамонт, во, легок на помине.
Он кивнул в сторону телевизора, на экране которого Павел Семенович Лютый излагал основы своей предвыборной программы: крепкий общак, жизнь по понятиям, никакого беспредела, а всех пидорасов к параше. Телемэтр Яша Лохматович, бравший у него интервью, заискивающе улыбался, ободряюще кивал, задавал наводящие вопросы; очень, видно, не хотел к параше.
— Смотри, не поскользнись на лестнице, — щелкнув замком. Тормоз распахнул дверь, ловко придержал намылившегося было Рысика, — наблевано.
— Разберусь как-нибудь. — Лешик развернулся", и уже с порога, как бы про себя, произнес: — Ты все-таки, корешок, вольтанутый, в натуре, как есть февральский.
Глупости, по знаку зодиака Прохоров был Лев, родила его мама в августе. Наконец он все же допил остывший чай, сунул посуду в раковину и, взглянув на часы, неторопливо пошел одеваться — времени было еще навалом. Костюм, рубашечка, штиблеты, носки и галстук в тон — знай наших! Финский «мокрый» гель на волосы, французский «Богарт» на щеки, новгородский «Орбит» в зубы. Ажур. Рысик следил за ним с пониманием, одобрительно урчал, — ясное дело, на блядки собрался, только почему не вылизал эти самые, какого они там у него цвета? И вообще, зачем самое красивое место штанами закрывать? Эх, люди, люди… Наконец, быстрее, чем хотелось бы, Прохоров собрался, надел кожаное пальто — один в один как у Морфея в «Матрице» — и не торопясь вышел на улицу.
По тротуарам бежали вешние ручьи, из-под растаявшего снега выглядывало прошлогоднее дерьмо, окурки, сор, пожухшая трава, воняло мусорными баками, кострищем и сизыми автобусными выхлопами. Весна пришла. Старательно обходя лужи, Серега дошел до стоянки, завел свою «десятку» и, дав погреться, выехал. Уебище, конечно, но, как гово — рится в рекламе, породистое. Хрен с ним, сами не бояре, другую пока не потянуть, кандыбали и не на таком. Прохоров вдруг с нежностью вспомнил свою «треху», проданную за триста баксов по объявлению, вздохнул — где же ты Маруся, с кем теперь гуляешь…
Несмотря на выходной день, ехать было трудно, транспортный поток напоминал полноводную, Зловонную ревущую реку. Откуда, из каких чертополохов повылезали все эти «подснежники», «семидесятники», тупоголовые джигиты на шестисотых «мерседесах»? Тайна сия великая есть. Наконец, купив по дороге охапку гвоздик, Прохоров свернул на Петровскую набережную, припарковался и по старой привычке принялся запирать машину: скобу на педали, кочергу на руль, хваленый «клиффорд» на боевой режим, карточку «антиразбоя» на грудь, поближе к сердцу. В России живем.