Магия вернётся в понедельник
Шрифт:
– Мне нужны дела Волковской и Миляева. – попросил я после долгих приветствий.
– Но, уважаемый, дело Миляева давно закрыто. – возражала мне Нонна Никодимовна.
– Его снова открыли. В связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
– Но оно уже в архиве. – невозмутимо отвечала мне заместительница начальника в то время, когда Борис Игнатьевич обмахивался платком и старательно перебирал бумажки на столе.
– Ну так достаньте его из архива. – начинал всерьёз злиться я.
– Мы не можем. – начала было Нонна Никодимовна.
– В смысле вы не можете? – перебил я её.
– Ну там. Надо будет искать. –
– Ну так ищите! – рявкнул я. – А дело Волковской? Тоже в архиве?
– Нет. Оно должно быть тут. – Нонна Никодимовна жалобно посмотрела на начальника.
Борис Игнатьвич сделал вид, что не заметил её взгляда и в третий раз перебрал стопку папок на столе.
– Где – тут? Тут на столе? Тут в шкафу? Тут под тумбой? – указал я пальцем на стопку папок, подпирающих тумбочку.
– Ммы найдём сейчас. Вы пока посидите, чаю попейте. – наконец подал голос Борис Игнатьевич.
– Да я уже оппился чая, пока вас ждал! Вы время видели? Уже практически обед! – выпалил я, даже не пытаясь скрыть раздражение.
– Ну так сходите пока пообедайте. – заискивающе попросил начальник местного Комитета. – А мы сейчас поищем. – он посмотрел на Нонну Никодимовну с упрёком.
– Тут ресторанчик на площади недавно открылся. – поддержала Бориса Игнатьевича женщина.
Я посмотрел на начальство местного Комитета и понял, что если сейчас не уйду, то устрою здесь большой скандал с вызовом проверки из столицы.
– Вернусь через два часа. – процедил я.
Площадь опустела, даже голуби исчезли. Небо затянулось грозовыми тучами, в воздухе повисла духота. Я медленно пошёл в обход площади к ресторанчику. С названием хозяин мудрить не стал, назвал его просто “Смена”. Ресторан “Смена”, на площади “Смены”. Мадан – город сюрреализма в действии.
В лицо дохнуло ветром. Сначала ласково, почти нежно, но уже следующий порыв выбил злость из мыслей. Крупные капли посыпались с неба, и уже через минуту превратились в потоки. По площади потекли ручьи. Я продолжил медленно идти. Вода стекала по лицу, стучала по плечам. Странный город. Расхлябанный, тихий, уютный. Я прошёл мимо ресторана и зашёл в гостиницу, поднялся в номер, переоделся в сухое и обнаружил, что повесить мокрую одежду некуда. Пришлось искать портье, потом ждать, когда найдут сушилку, потом тащить её на второй этаж и устанавливать в номере.
Только я собрался пойти на обед, как зазвонил телефон. Я взял трубку с мыслью о том, что, наверное, я погорячился и дела в местном Комитете не так плохи. На том конце Борис Игнатьевич, нервно дрожащим голосом, сообщил, что в кафе “Над Фрешерским водохранилищем” произошло убийство. Лишь спустя минуту я понял, что это кафе Волковской. Ещё несколько секунд мне понадобилось, чтобы осознать сказанное.
Дождь лил как из ведра. Я выпросил у портье разрешение на пользование чёрным ходом, и выскочил оттуда сразу в машину. Через десять минут я уже стоял возле входной двери в кафе Волковской и, с трудом преодолевая чувство опасности и желание поскорее уйти, пытался сквозь стекло разглядеть что происходит внутри.
Дарью я увидел практически сразу. Она сидела за одним из столиков, уронив голову на руки, от чего волосы свисали по бокам, создавая своеобразную завесу. Тело лежало на полу, возле барной стойки. Я видел только одну ногу, но этого было достаточно. Официанты толпились возле кухни. Я стукнул кулаком по двери, а небо отозвалось
Я резко обернулся. В двух шагах от меня, между двумя вазонами с пышными цветами, сидело странное существо. Размером с крупного кота, чешуйчатое, четырёхлапое, с гребнем вдоль всего тела и длинным хвостом. Окрас существа был зелёно-синим, и смотрело оно на меня большими жёлтыми глазами с вертикальными зрачками. Моё тело оцепенело. Существо по собачьи наклонило голову и улыбнулось, обнажив острые зубы. Дверь медленно открылась, я моргнул, а существо исчезло.
На пороге стояла Дарья. Бледная, с красными глазами и белыми губами. Она вышла ко мне, тихонько закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
– Пришёл меня арестовывать, инспектор Жрановский? – спросила она глухим голосом.
– Нет. А есть за что?
Оцепенение спало, дышать стало легче. Я не сразу понял что произошло, лишь спустя несколько минут понял, что здание больше не давило. Но при этом я чувствовал, что войти в него не смогу.
– Не знаю. – девушка покачала головой и обхватила себя за плечи.
– Что произошло?
– Не знаю.
Сверкнуло, тут же прокатился гром. Дарья вздрогнула.
– Николя. – девушка поморщилась. – Николай, мой заместитель. Он пришёл на работу. Потом зачем-то пошёл в архив, а оттуда вышел с лицом… – Дарья замолчала.
– Каким лицом?
– Серым. Буквально серым. Как пепел. Он вышел оттуда, спустился, прошёл несколько шагов и упал… Он умер.
– Что он мог делать в архиве?
– Не знаю. – Дарья пожала плечами.
Снова громыхнуло. Волковская прошла по веранде, застыла на секунду перед завесой дождя, и шагнула под потоки воды. Я молча наблюдал за ней. Она махнула рукой, развернулась и снова зашла под навес. За ней подошли трое врачей. Они молча кивнули мне. Дарья открыла перед ними дверь, пропуская. Я попытался войти вслед за медперсоналом, но не смог переступить порог. Волковская посмотрела на меня с интересом, потом поёжилась, обхватила себя руками и вошла внутрь. Я остался снаружи.
Временные промежутки между громом и молнией становились всё длиннее, дождь растерял свой напор. Запахло озоном. Запрет на вход в кафе подкреплён магией, но почему об этом не было сказано в документах, хранящихся в Комитете? Интересно, как Филиппу Миляеву удалось провернуть такой фокус?
Двери открылись, вышли врачи. Двое из них несли на носилках накрытое простыней тело. Я попросил у Волковской подготовить мне список сотрудников, попрощался, хлопнул её по плечу в слабой попытке подбодрить, и пошёл за врачами. Показал удостоверение, узнал, где находится больница, потом сел в свой джип. Машина тронулась, между туч появилось солнце, а бледная Дарья проводила меня глазами.
Здание больницы спряталось в зарослях сирени. Она уже отцвела, но её густая листва скрывала уютный двухэтажный домик от любопытных глаз. За больницей росли берёзы и яблони. Я невольно засмотрелся на них. Должно быть приятно прогуливаться в их тени, во время отдыха между процедурами – подумал я. Сам я в больнице никогда не лежал, а вот Мия туда однажды попала. Я каждый день приходил к ней и маячил в приёмном отделении, пока персонал не сжалился и не разрешил мне заходить в лечебное отделение, в котором лежала сестрёнка. Ох и попало мне тогда от родителей, когда они узнали, что я торчал у Мии вместо школы.