Магия взгляда. Часть 2: Ливтрасир
Шрифт:
Этой ночью среди Посвященных, ведущих работу внутри катакомб, был совет.
— Неужели Живая Ловушка?
Однако решили не вмешивать Скерлинг, считая, что сами сумеют поймать и исследовать данный объект. Этот случай с Ловушкой был первым на памяти тех, кто работал внутри катакомб над особенной Силой детей, и он вызвал большой интерес.
Глава 5.
— Так и творится легенда! — через несколько дней сообщил Эрлу Альв.
Этот мальчик, не покидая убежища, знал, что творится за стенами. Эрл не раз думал, откуда.
Эрл ясно видел, как гости, стараясь не выказать страха, стремились украдкой его рассмотреть, словно он был диковинным зверем. Теперь, вспоминая Гальдор, Эрл не мог не признать: его звали там Выродком, но признавали за ним право если не быть равным вирдам, то жить своей жизнью, а здесь…
Эрл не раз собирался уйти. Его мало пугали рассказы о “Службе”, готовой наброситься и растерзать наделенного Мощью. По мнению Эрла и “Служба”, и горсть заговорщиков были достаточно схожи. И те, и другие считали, что вправе карать тех, кто думал не так, как они.
Лишь присутствие Альва слегка примиряло его с “заключением” в новом убежище. За это время Эрл успел привязаться к нему. Альв не знал игр взрослых и верил, что Йонн и Мелен помогают пришельцу от чистого сердца.
— Твое появление вызвало шум! — как-то раз сказал Альв. — Разговоры о странном пришельце, разбившем Стрелу, взбудоражили город! А слух о загадочной смерти ловцов? Люди просто не в силах поверить в нежданное счастье!
Слова передернули Эрла. Открытая радость, звучавшая в тоне ребенка, вдруг вызвала резкий прилив тошноты. Гибель двух близнецов в стене пламени… Эрл не знал, как позабыть о случившемся. А Альв сиял, вспоминая о той ночи.
— Разве нормальный ребенок способен испытывать радость от чьей-нибудь смерти? — подумал Эрл, вдруг ощутив холодок.
Он бы понял мальчишку, который пьянеет от солнца, от света, от бьющих фонтанов (теперь Эрл узнал, как зовется зеленая рыба с водой)… Но почти фанатичный огонь, озарявший лицо Альва, просто отталкивал. Эрл понимал, что таким его сделал сам город, пропитанный страхом, но было мучительно видеть в ребенке озлобленность против других.
— Такова наша жизнь, — равнодушно, как взрослый, ответил Альв, сразу поймав эту мысль. (Эрл порой забывал о способностях мальчика.) — Помнишь, ты спрашивал, что значит бляшка, которую долго просила трактирщица, и Йонн ответил: “Знак “Службы.”” Так вот, эта бляшка дает людям ряд привилегий. Соседи не любят, когда привечают приезжих из Скерлинга. Их появление — просто проклятье! Нельзя отказать ни в еде, ни в ночлеге, иначе расправятся прямо на месте. А после отъезда “почетного гостя” жди новой беды! Может быть, обойдется, а может быть, и подожгут!
Эрл невольно поежился. Альв, когда так рассуждал, становился похожим на Йонна. За обликом мальчика ясно виднелся старик. Да и смысл рассуждений от Эрла подчас ускользал.
— Подожгут? Но зачем? Кто? — спросил он у Альва, стараясь понять его логику.
— Кто? — усмехнулся мальчишка. — Сосед, у которого взяли ребенка. А может, еще кто-нибудь…
— Подожди, подожди! Ты ведь мне говорил, что хозяин не может ни в чем отказать людям “Службы”? Так разве он виноват?
Альв взглянул на него, словно Эрл сказал глупость.
— Конечно! Ловец или сам Истребитель заходят в простую таверну совсем не случайно. Обычно такие едят и ночуют в Кругу.
Эрл уже знал, что Кругом зовется центральная часть Агенора, которую можно назвать малой крепостью. В Круге, за мощными стенами, жили все те, кто имел настоящую власть и поддерживал Скерлинг. Казармы отряда наемников, склады с оружием, библиотека Запретного и Управление города тоже были в Кругу.
— И когда ловец входит в таверну, то все вокруг знают, хозяин — шпион, помогающий “Службе”!
Эрл только вздохнул:
— А ловец, захотев пить, случайно не может зайти в придорожный трактир, чей хозяин ему незнаком?
Альв кивнул:
— Может, может! Но кто разберет, кто виновен, кто прав? Потому-то хозяева сразу же требуют бляшку. С этой бляшкой любой пострадавший идет в Управление города. Там он найдет и жилье, и еду, и работу. Короче, не сгинет!
Альв думал, что все объяснил, но Эрл снова спросил у него:
— А зачем же тогда поджигать?
“Вот дурак! — прочитал Эрл мысль Альва. — Младенец, и тот бы давно понял все!”
— Понимаешь, поджог — это кара за подлость! Предатель лишится того, что он нажил обманом, а честный не пропадет!
— Интересно… Так значит, у вас в Агеноре шпион должен плакать, лишившись всего, кроме жалкой подачки, а честный — быть счастлив, что смог получить хоть такую ничтожную малость? Я прав?
Альв вскочил:
— Нет, не прав! Ты большой, ты стремишься запутать меня!
После этого спора ребенок надолго исчез. Эрл не знал, возвратится ли Альв. Он не мог не признать, что ему, уроженцу Гальдора, почти не доступна логика тех, кто с рождения жил в Агеноре. Впрочем, где он сумел бы найти свое место? Сын Рыси — ошибка природы, а люди не любят таких…
Эти трое вошли к нему в комнату без приглашения. Эрл почти сразу узнал в невысоком мужчине с седой бородой и каким-то выцветшим взглядом “купца”, приезжавшего к ним в Гальдорхейм. Он не мог не отметить контраст между ним и Меленом. Хотя Мелен был много старше, чем Лунд (незнакомое имя возникло само по себе), он казался сильнее, решительней спутника.
Третий, мужчина лет тридцати, с изумрудным внимательным взглядом, был очень красив. Тонкий профиль, роскошные черные волосы с чуть красноватым отливом, изящные руки в перчатках из плотной неведомой ткани…
— Зачем он их носит? Ведь здесь, в Агеноре, тепло, — подумал Эрл.
Взгляды их встретились, и незнакомец тепло улыбнулся ему. Он был первым, в ком не было страха и озлобления. Мягкость, открытость, спокойствие и простота… Что-то в нем вдруг напомнило Норта, Хранителя из Гальдорхейма. И все же они были разными.
Норт знал все стороны жизни, он видел и испытал, что добро, а что зло. Наблюдая за жизнью людей, помогая заклятием или советом, Хранитель касался тайных бездн подсознания, полных злобы, обиды и ярости, скрытых порочных порывов, затравленных мрачных желаний… Норт знал Хаос, Мрак, но сознательно шел к Свету. А в незнакомце еще сохранилась какая-то доля наивности, словно он верил, что есть лишь Добро. В его мире не было места обману, предательству, боли… Он, словно ребенок, свободно, не зная запретов, открытой улыбкой встречал каждый день.