Магнификат
Шрифт:
Так я и стоял в растерянности посреди спальни, в то время как Кайл неутомимо запихивал мои вещи в дорожную сумку. Неожиданно он взглянул на меня — видно, догадался, что со мной творится, — подошел, положил руку на плечо и сказал:
— Поехали, дружок. Что ты теряешь? Деньжонки у меня есть…
Я, словно просыпаясь, посмотрел на него и спросил:
— Почему бы и нет?
Все-таки неплохо проветриться. Что толку томиться в одиночестве, в этой мрачной лавчонке! С Кайлом я чувствую себя совершенно свободно — сколько раз мне приходилось стряпать ему ужин на скорую руку, когда он и Маша вставали в оппозицию друг к другу. Деньжата у него и в самом деле водились, особенно после того как его последний сатирический роман «Месть слабо взаимодействующих тяжелых частиц» имел успех…
Наконец мы вышли на грязный
— Вовремя! Мне уже надоело ждать этих двух типчиков.
Между тем Салли встретила меня мягкой приглашающей улыбкой, подвинулась, и мы очень удобно разместились с ней на заднем сиденье. Скоро я почувствовал, что мое настроение резко пошло вверх.
Через три часа полета мы приземлились в прекрасной Франции. Все это время я спал — проснувшись, выслушивал шуточки, которые дамы отпускали в наш адрес, узнал много нового из жизни оппозиционеров. Как обухом меня ударила новость, что на ближайшей сессии Консилиума Марк выступит в поддержку мятежников.
Добравшись до отеля «Палас Белькер», уже в холле мы встретили старых друзей Маши, с которыми она работала в Эдинбургском университете. Они настояли, чтобы мы поужинали с ними в легендарном «Бистро де Лион». В знаменитом кафе было многолюдно и шумно, люди переговаривались на стандартном английском, кое-где слышалась французская речь. Устрицы, говядина по-татарски [77] , куриный бульон с равиолями [78] , кувшины молодого, придающего бодрость вина — все здесь веселило сердце и согревало душу. Я пил и ел и с интересом прислушивался к беседе, которую завели теоретики мятежного движения.
77
в просторечии именуемая shashlic
78
я не удержался и заказал еще одну порцию
Еще год назад я не обращал внимания на разговоры, касающиеся Единства, то есть конечной цели, ради которой и создавалось Галактическое Содружество. Вскоре эта тема стала одной из животрепещущих, когда верные идеям Содружества метапсихологи из Парижского университета открыли давно предсказываемое экзотиками-учеными явление самопроизвольного пробуждения у отдельных людей сверхчувственных способностей. Такое, как утверждали экзотики, обязательно должно было случиться, как только численность человечества перевалит за определенную величину. Кроме того, они утвер ждали, что подобные случаи будут множиться и множиться, и, мол, это есть ярчайшее подтверждение того факта, что мы, люди, находимся на пороге великого метаобъединения, что является ступенью ко всеобщему Единению Разумов в пределах всей Галактики. Ученые, придерживающиеся взглядов оппозиции, с пеной у рта принялись доказывать, что ничего по добного в природе не существует, а даже если и существует, то не имеет никакого отношения к навязываемому человечеству так называемому Единству, в котором они предпочитали видеть форму закабаления людей, попытку повернуть их с пути естественной эволюции.
Дени [79] пытался объяснить мне, что сверхчувственное восприятие и силы, им порождаемые, есть высшая гармония, которой может добиться разум как космический фактор на пути своего становления. Это явление есть необходимый итог биологической эволюции. В пример он приводил живую клетку, ее способность объединяться с другими родственными клетками в цельный организм. Это ведь тоже не сразу далось — миллионы лет прошли со времени образования простейших, прежде чем они «научились» сливаться в нечто более сложное. Здесь вполне можно провести аналогию и с развитием рода человеческого от отдельных семей, родов, племен к единому человечеству и даже к единой галактической цивилизации. Он рассказал мне, что причисленный ныне к лику святых монах-иезуит Пьер Тейяр де Шарден рассматривал подобную возможность еще в 30-х годах XX века. Единение сознаний, по его мнению, являлось тем средством, которое ускорит эволюцию человеческой
79
этот человек умел заглядывать далеко вперед и называл неизбежное, по его мнению, объединение человечества Вторым Сошествием Христа
Несмотря на все усилия Дени объяснить мне что к чему, ни Единение Разумов, ни прочие попытки превратить человечество в нечто огромное, цельное, миллиардоголовое, как-то не занимали меня. Если честно, то подобные рассуждения пугали, навевали ненужные в нашей жизни мечты, открывали перспективы, от которых кружилась голова. Зачем мне это? Все тридивизионные страшилки не шли ни в какое сравнение с этим многоликим, с неисчислимым количеством голов страшилищем, в которое должно было обратиться человечество. Стоило мне задуматься над этим, как тут же начинала кружиться голова. Я терялся. Я терял нить или опору, которая помогала мне жить. Всю жизнь я привык полагаться на самого себя, и делиться самым заветным с остальными не входило в круг моих желаний. Мои мысли — это мои мысли, и ничьи больше!..
Пусть они неглубоки, зациклены на земных вещах — на вине, например, — но я не видел в этом ничего плохого. Своими мыслями я никому не приносил вреда. Поступками, кстати, тоже… Своим маленьким старческом умишком я догадывался и о более тревожных вещах — не является ли это самое мета-единение новым изданием все той же сказочки о светлом будущем? О рае на Земле?.. Все те же романтические бредни о всеобщем счастье, об искоренении зла… Понимаете ли вы меня? Если все мы начнем думать вместе, шагать в ногу, все разом начнем искать правду, то разве исчезнет первородный грех? Разве не будет больше злобы, ненависти, лжи, зависти? Разве мир и любовь начнут править звездами?
Я не прав?
Ну-ну, блажен, кто верует.
Может, для симбиариев, гиев, полтроянцев и даже лилмиков это верно, но что касается человечества, то извините-подвиньтесь. Мы каждый сам по себе, и, кроме того, я не верю, что царство Божие на земле воссияет, стоит нам только в один голос запеть псалом. Если измерить количество зла, скопившегося в наших душах, и если все зло разом выплеснуть на других, то-то резня начнется! Стоит только вообразить сию библейскую картину, и хоть в петлю лезь! Если подобный исход — венец естественной эволюции, то лучше уж умереть всем сразу. Сейчас!..
Я не обманываюсь насчет своих соплеменников. Кое-кто называет нас детьми. Хороши детишки, любимым развлечением которых является постоянное кровопускание. Прими тивны мы — это да. Дики, злобны — тоже есть, но главное — мы индивидуалисты до мозга костей. Так что, господа хорошие, рановато нам в святое Единство. А может, Единство тоже не готово принять нас? Поразмышляйте об этом на досуге…
Вот примерный круг тем, которые были затронуты во время ужина в этом кафе. Конечно, все излагалось на куда более ученом языке, со всякими терминами и ссылками, но смысл сказанного я передал верно, тем более что я и сам так же считал. Вот о чем не хотелось говорить, — но, как известно, из песни слова не выкинешь, — это о жуткой тоске, которая вновь навалилась на меня во время этой беседы. Мне в те часы стало как никогда ясно, что люди, сидевшие рядом со мной, за одним столом, уже перешли ту невидимую черту, когда требование решительных мер сменяется решимостью их применить. Эти были готовы сражаться до конца. Хотя я считал их своими единомышленниками, но справиться с депрессией не мог. Не поверите, но в те минуты я явственно ощутил запах гари — тот самый, что остался в баре после гибели Парнелла. Я не мог унять охватившую меня дрожь.
Не было в моем ужасе никакой мистики, таинственной и необъяснимой силы — все было куда проще, реальнее. Мои собеседники пили за здоровье своего нового вождя Марка Ремиларда. Я знал, что это значит. Они, ребятишки, ничего не понимали, ни о чем не догадывались, но меня, старого волка, на мякине не проведешь.
В отель мы вернулись вдвоем с темноглазой Салли. Она не пригласила меня в свой номер — видно, почувствовала, что я не очень-то жажду успокаивающих ласк, которые вряд ли кого способны успокоить.