Магомед, Мамед, Мамиш
Шрифт:
– Уведи мальчика!
– крикнул Хасай Рене. Та пыталась оттащить Октая, и он, брыкаясь и выры-ваясь из рук, все хотел ударить Мамиша в лицо, да ру-ка не доставала.
– Дорого ты заплатишь!
– говорила Рена, уводя Ок-тая.- Лучше о своей матери подумай, о чести ее поза-боться!.. "Улыбаешься не мне... Вся облеплена комарами. "Свет
моих очей!.."
– А ты, а Гюльбала...
а Октай, ты думаешь...
И вдруг глухой то ли звон стекла, то ли стон; пепель-ница полетела в Мамиша, он вмиг увернулся, и тяже-лый хрусталь ударился в висящую на стене за Мамишем
– Если я не задушу тебя этими вот руками!.. Мерза-вец без роду и племени! это ты! ты!
– Да я твою чернорабочую душу!.. И лепет Мамиша:
– А гордился, что сам... Трамвай! Автобиография!
– Собачий сын!
"Еще хватит удар!- Хасай был бледен и не сообра-жал, что делает.- Только б сердце выдержало!" Кто знает, чем завершилось бы все это, в руках Хасая что-то блеснуло, если бы не тот же мелодичный зво-нок...
– Джафар-муэллим!.. Рена, быстро! А что быстро? .
– С дивана! Осколки!.. А с тобой мы потом! Поваля-ешься еще у меня в ногах!
я свое слово сказал, и с меня довольно, нам говорить уже не придется!
Рена тут же, вмиг, собрала в совок осколки. "Совсем не та, и не было той, только эта". То ли слышал он, то ли нет: "Подлый!"
Хасай пошел открывать, и Мамиш за ним, чтобы уйти. Навсегда. Не видеть ни Хасая, ни Р, никого!
– Добро пожаловать в наш дом, Джафар-муэллим! Высокий, в широких роговых очках, сильный мужчи-на, довольный собой и миром. Протянул руку Хасаю и, бросив внимательный взгляд на Мамиша, проба-сил:
– Племянник твой?
– Да... А почему вы один, без Сеяры-ханум?
– Не смогла прийти, просила извинить... Знаю, знаю, даже робу его надевал.
Хасай не понял, о чем это гость. А Мамиш хотел по-меняться местами с Джафаром-муэллимом - тому ближе к комнате, а ему, Мамишу, к двери, выскочить и бежать. Но Джафар-муэллим и ему руку.
– Куда уходите, оставайтесь с нами.
– Нет, нет, у него срочное дело.
– Дело не уйдет, пусть остается.- Джафар не при-вык, чтоб ему перечили. Взял Мамиша под руку и чуть ли не силой увлек в комнату.- Мы с твоим племян-ником знакомы!
– А я и не знал.
– Я работал у него на буровой! Помнишь?
– Мами-шу.- Ну вот.- Хасаю. А тот, между прочим, удивлен: как это Джафар работал у Мамиша?- Да, в его ро-бе работается хорошо!.. А я к тебе ненадолго, тоже спе-шу, пришел, во-первых, выразить соболезнование, го-ворил тебе, что специально приду посидеть, побеседо-вать.
Хасай и Рена обменялись взглядами и промолчали.
– Но,- продолжал тем временем Джафар-муэл-лим,- нам не к лицу долгий траур. И об этом больше не будем!
Прошли, сели. На диване на ковровом ворсе поблески-вали кусочки стекла. Не успела Рена как следует под-чистить.
– Кто это тебя так изувечил?
Вмятина на фотографии под глазом, отчего Хасай косит.
– Да так, случайно вышло, Октай баловался.
врешь и не краснеешь!
– Бывает, бывает. Лишь бы стекло и разбивалось,- не жизнь, мол.
Джафар любил афоризмы; не от него ли перенял Амираслан? Но надо менять тему.
– Ну как? Ладишь
– Что вы, Джафар-муэллим,- улыбнулся Хасай.
– а он, между прочим, до вашего прихода с ножом на меня лез! и зарезал бы!
– ?!
– честно говоря, струсил я.
– Да. Рабочий класс - ведущая сила! Опора наша. И я очень рад, Хасай, что у тебя такой племянник! Все мы вышли из рабочего класса!
Джафар действительно родился в семье рабочего в Черном городе. И сам после окончания нефтяного тех-никума в Балаханах года три работал на промыслах "Лениннефти". Так что никакой рисовки и Мамишу не надо ухмыляться. И Хасай кивал головой, не глядя на Мамиша, не то выдаст себя. Он во всем согласен с Джафаром-муэллимом. И с тем, что тот сказал, и с тем, что скажет.
– Как Сеяра-ханум?
Но Джафар еще не договорил.
– Если бы знал, какое удовольствие я испытываю, когда беседую с простыми людьми, с нашими рабочими ребятами! И здравый смысл у них, и широта мышле-ния, и глубина понимания высокой политики!
– Вы правы, совершенно правы.
Рена принесла закуску, зелень, поставила высокую литровую бутылку водки с латинскими буквами на этикетке. И перед Мамишем пришлось положить нож и вилку - воткнуть бы в глаз ему!
– Вот этого не надо!
– Рена даже вздрогнула, а Джафар-муэллим гладит бутылку. Гладит-поглажи-вает.- В другой раз.
Хасай знал, что Джафар пьет только водку. Рена унес-ла, а Хасай промолчал. Не подашь - обидится, а по-дашь - "в другой раз". А то и упрекнул бы: "Неужели и мы будем пить на поминках?"
получил свое? и как ты смел? сын ведь умер! Вышла заминка, но Джафар сделал вид, будто ничего особенного не произошло:
– Да, романтическое место Морское! Ездил я туда, повез кубинскую делегацию. Сели в вертолет, здорово нас качало. А за спиной резиновые мешки на случай ава-рии, чтоб не утонуть. Смеялись кубинцы: к чему это? На полчаса полета. И не океан ведь! А я им: "Озе-ро, да пострашнее вашего океана!" Но инструкцию прочел на всякий случай, как надуть спасательный мешок. Пока надуешь - на дно пойдешь... Не был в Морском?- И добавил, пока Хасай отвечать собирал-ся: - Непременно съезди! Легендарное Морское! Чудо техники! А Хасай действительно не был - не пришлось.
– Очень понравилось гостям. Правильно ты поступил, что работаешь там. Отовсюду в республике видать!
– Я его туда устроил. "Ну вот, началось..."
– И сказал: "Поступай в институт, учись!" И про-писал. Проявит усердие, еще помогу.
– Очень хорошо делаешь, Хасай! Помощь рабо-чим - первейшая наша обязанность! "А сам-то ты прописан вообще где-нибудь?"-сказал бы ему Мамиш, если б знал, что Хуснийэ-ханум в од-ну из вспышек выписала Хасая из углового дома и жи-вет он теперь, не ведая о том, без прописки: ни там не прописан, ни здесь, в микрорайоне, квартира ведь на Рену куплена!.. Хасаю взгрустнулось вдруг. "Сейчас именем Гюльбалы спекульнет!" И Хасай вспомнил сына. Оборвалась, сломалась ветвь Бахтияровых, его ветвь! Пока Октай подрастет, пока то да се, а тот был его первенец, его плоть!