Макароны по-флотски (сборник)
Шрифт:
– На Кубе?
– Ну да. Как раз во время, когда между нами и Штатами чуть ядерная война не началась.
– «Карибский кризис» что ли?
– Ну, да.
– Ну и как, ему Куба понравилась?
– Да он её и не видел совсем. Его и ещё пару тысяч таких же, как он, в гражданские костюмы переодели и в трюм гражданского сухогруза погрузили. Так их, до самой Кубы, в трюме и везли, чтобы америкосы ничего не заподозрили. Выпускали на палубу свежим воздухом подышать только ночью группами по двадцать человек, когда американских разведывательных самолётов не было, а то те прямо над палубой летали.
– Так
– Какой там… Они два месяца около Кубы в трюме просидели, а потом, когда Хрущев с Кеннеди о чем-то договорились, их так же, не вынимая из трюма, обратно привезли…
Мимо барака, понуро опустив голову, шёл морской пехотинец. Это был первый увиденный мной вблизи настоящий морской пехотинец. Я с завистью смотрел на его черную форму. Он поравнялся с нами, и я, желая завязать разговор и расспросить про службу, обратился к нему с логичным, как мне казалось, вопросом:
– Слышь, а ты не знаешь, нам постельное белье дадут?
Морпех вздрогнул от неожиданности, оглянулся по сторонам и сплюнув в дорожную пыль посоветовал:
– Вешайтесь, духи!
Этот полезный совет я слышал потом много раз, особенно в первые недели службы. Позже, когда у нас на корабле, в носовом гальюне, не выдержав насмешек, повесился один из двух братьев-близнецов, только что призванных к нам на корабль из подшефной Хакасии, я вспомнил этого морпеха в его потрепанной черной робе.
Кроме нас на ПТК завезли ещё около тысячи человек. Новоприбывшие быстро разделились по группам: по явно выраженному этническому признаку или по городу призыва. У нас с Димкой в этой разноликой и разномастной обстановке тоже сработал инстинкт самосохранения: мы примкнули к «питерским».
– Э-э-ээээ! – раздался во дворе то ли надрывный хрип, то ли протяжный вопль.
Бледный парень, в сером измятом костюме, с перекошенным судорогой лицом, бился на пыльной земле посреди двора в эпилептическом припадке. Белая пена пузырилась у него изо рта. Все столпились вокруг, но никто не знал, что надо делать.
– Пацаны! Чурки наших бьют!.. – чей-то призывный вопль заставил всех обернуться.
Ошалелая славянская братия, которая, к счастью, в этот заезд на ПТК представляла большинство, моментально среагировала. Позабыв про эпилептика и не разбирая, что к чему, кто наши, кого и за что бьют, все побежали на крик, тыча по пути кулаками в морды попавшихся под руку незадачливых представителей братских народов и народностей. Впрочем, хотя урюков на ПТК было гораздо меньше, они держались сплоченней, чем мы, и в локальных потасовках давали славянам достойный отпор.
Под вечер, усталые и полные новых впечатлений, мы вернулись в барак. Так прошел мой первый день на службе. Оставалось еще 1097.
На третий день разнёсся слух, что нас наконец переоденут в военную форму и мы станем похожи на настоящих вояк. В ожидании скорого расставания с гражданской одеждой многие стали оригинальничать, вырезая на одежде разные фигуры и узоры. На некоторых уже висели такие фигурные лохмотья, что было непонятно, как они ещё держатся на плечах или на поясе…
– Ты чё, салага, делаешь?! – раздался вдруг чей-то гневный вопль.
Невдалеке от нас, «ПТКашный» мичман, подскочил к пареньку с красными буквами «USA» на голубых джинсах. Мичман застал его как раз в тот момент, когда тот закончил распускать на ленточки свои политически неправильные импортные штаны. Паренёк, хлопал глазами, держа в застывшей руке лезвие безопасной бритвы.
– Ты чё свои глаза на меня смотришь? Когда духа ругают, он должен встать смирно и покраснеть!
– Я думал можно…
– Можно?!.. Тебе, дух, можно только удавиться, а форму гражданской одежды портить тебе никто добро не давал!
– Мне никто не сказал…
– Не сказал – ему!
Вокруг паренька и мичмана, собралась пестрая толпа призывников.
– До прэсяги шо хотим, тэ и дилаим … Наша одежа… – протиснулся сквозь толпу и вступился за паренька коренастый хохол.
Мичман сжал кулаки, но оглядевшись вокруг и оценив численный перевес и атлетическое сложение коренастого, сплюнул сквозь зубы, повернулся и поспешил ретироваться, посматривая, однако, на ходу, не портит ли кто ещё свою одежду.
Чем ближе наступала долгожданная минута переодевания, тем четче мы ощущали на себе алчные взгляды служивших на ПТК вояк. Особенно те из нас, кто прибыл в импортных шмотках. Загоняли ли местные служивые нашу одежонку? Кому и почем? Честно скажу – не знаю. Но их ревностное отношение к порче исключительно импортных вещей иначе было сложно объяснить. Мы складывали нашу гражданскую одежду в чемоданы, надписывали адреса для отправки домой. Но куда уходили все эти посылки и уходили ли они вообще, я тоже не знаю. Знаю только, что мой чемодан, с поношенными отечественными брюками и свитером до моего дома в Питере так и не добрался…
Часть 2 На корабле
Корабль
Кто видел море, корабли
Не на конфетных фантиках,
Кого гоняли так, как нас,
Тому не до романтики.
(Флотская песенка)
На третий день нашего пребывания на ПТК нас, наконец, переодели в матросскую форму. А на шестой день судьба в лице равнодушного капитан-лейтенанта распорядилась так, что моего друга Димку Голикова отправили на полгода в учебку на остров Русский, а меня и еще шестерых питерских ребят прямо на корабль.
Я наскоро попрощался с другом и в сопровождении виновато улыбающегося капитана третьего ранга Трахова, который был делегирован с корабля за молодым пополнением, зашагал вместе со своими новыми приятелями, навстречу судьбе. Нам, всем, не терпелось узнать: куда нас всё-таки определила эта судьба. Понятно, что с морской пехотой я пролетел. Понятно, что из Питера – колыбели Балтийского флота нас пригнали через восемь часовых поясов служить во Владивосток, на Тихоокеанский флот. Но куда же, куда конкретно нас все-таки забирают? По дороге мы засыпали нашего сопровождающего кучей вопросов.