Макароны по-флотски
Шрифт:
Но, как говорят моряки, человек предполагает, а командир – располагает. Капитан 3-го ранга Леонид Михайлов провел совещание весьма оперативно. Он кратко подвел итоги действий экипажа в море, особо отметил грамотные и смелые действия лейтенанта Калинина.
– Завтра я подам представление командиру соединения на награждение Калинина медалью «За боевые заслуги». Задача была сложной. Несколько лет назад такая же мина взорвалась в трале у рыбаков, были жертвы. Так что Калинин – молодец, с задачей справился, – сообщил командир. – Есть еще одна новость: у Виталия родился сын, с чем все мы его и поздравляем!
По кают-компании пронесся одобрительный гул, мол, молоток, так держать. На этом
– Вот что, Виталий, – попросту обратился к подчиненному командир. – С завтрашнего дня предоставляю тебе краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам. На неделю. Мужик должен встретить жену из роддома. Больше никак не могу, снова пойдем в море. Летишь сегодня ночью. Я специально оставлял на берегу мичмана Тележника, чтобы он купил тебе билеты на самолет туда и обратно. Вот держи, – протянул квитки офицеру Михайлов.
– И еще. Ты до аэропорта сам не доберешься, можешь опоздать. Комбриг тебе дает свой уазик. Через полчаса, чтобы был готов…
От неожиданности и благодарности у Виталия перехватило дыхание, и к горлу подступил предательски-сентиментальный комок.
– Товарищ командир… – только и успел произнести минер.
Тем временем командир скомандовал старпому: «Давай!» И тотчас из-за шторки появилась бутылка армянского коньяку и несколько маленьких рюмочек. Старпом разлил, а Михайлов произнес:
– Поздравляем тебя, Виталий, с рождением сына, – затем хитро подмигнул, словно напоминая о разговоре трехдневной давности, и добавил. – Вот теперь сынок у тебя родился!..
…Всю дорогу в аэропорт и позже, уже в самолете, Виталий испытывал чувство искреннего стыда, вспоминая, как он поносил на все лады своего командира. А Леонид Михайлович не только конкретно помог ему с отпуском, но и наглядно научил молодого лейтенанта неписаным азам корабельной офицерской службы.
Успокоился Калинин только после того, как твердо решил: поскольку своего первенца они с женой уже давно договорились назвать Женей в честь деда, то а второго сына, если даст Бог, обязательно назовут Ленькой… В честь командира…
4.ДИСПАНСЕРИЗАЦИЯ
Тот, кто обжегся на молоке, обречен впоследствии дуть даже на воду. Особенно требуется быть настороже, если общаешься с симпатичными и обаятельными женщинами в белых халатах. Два года назад, когда Алексей Данченко проходил плановую диспансеризацию, молодая фигуристая врачиха в коротком халатике развела его словно мальчишку. Она так участливо выспрашивала, мол, не бывает ли у него изжоги, что холостой офицер возьми и брякни приглянувшейся особе противоположного пола: «Да, иногда бывает. Обычно после дружеского застолья с друзьями-приятелями». Сказал, не подумав, просто так, чтобы поддержать шутливый разговор… А она тут же деловито выписала направление на гастро-чего-то там-скопию. Свою ошибку Алексей прочувствовал в тот момент, когда в соседнем кабинете ему в горло вставили пластмассовый загубник с дыркой посередине (от одного воспоминания у него начинается неприятное слюноотделение) и принялись через нее внутрь засовывать длиннющий шланг.
– Все хорошо, ни гастрита, ни язвы у вас нет, – улыбаясь, поведала фигуристая врачиха, читая, какой вывод сделали ее коллеги в ходе изуверского обследования.
«Слава Богу, что такой язвы, как ты, у меня нет», – подумал холостой Данченко. После перенесенных мук фактурная дамочка показалась ему страшнее Бабы Яги…
…И вот новая диспансеризация. Вчера медики доложили командиру, что половина экипажа еще носу не показывала в военную поликлинику, и подали список, в котором числился и капитан 3-го ранга Данченко. Командир долго не разбирался и приказал до конца недели закрыть этот вопрос, иначе все, кто не прошел диспансеризацию, в длительный океанский поход не пойдут.
По логике, все верно. Углубленное медицинское обследование необходимо пройти всем членам экипажа атомной субмарины, готовящимся к «автономке». Но для этого требуется пожертвовать как минимум целым рабочим днем, который так нужен для подготовки к походу. Но ослушаться приказа командира было недопустимо.
Утро диспансеризации изначально не задалось, все один к одному. Явившись в военную поликлинику и стыдливо выставив на стол в лаборатории бутылочку и коробочку с анализами, Данченко с удивлением узнал, что, согласно обходному листу, полученному им в регистратуре, требуется сдать еще какой-то мазок. Узнав, что представляет собой это обследование, Данченко расстроился. И ведь как красиво назвали – мазок. Словно он – художник, рисуя с натуры пейзаж, своей кистью мазками накладывает краску на холст. На деле все это выглядит намного вульгарней. Ковырнуть в укромное место человека, который стоит в самой унизительной позе, – такое могла придумать или злющая женщина, или какой-то извращенец. Стало быть, удивился Данченко, того «продукта в коробочке» им уже мало и фестиваль унижений продолжается? Данченко занял очередь у процедурного кабинета, где и должна была свершиться очередная пытка. У двери скопилось человек шесть мужчин в форме и две женщины, оживленно болтавшие. «Любое медучреждение для женщины, как место для тусовки, – подумал Данченко. – Они ведут себя в поликлинике смело, уверенно и даже бесцеремонно, словно все им тут понятно, они здесь свои, а все эти раздевания, осмотры, заглядывания, эти шприцы-иголки, кровавые пробирки – дело обычное, естественное. В кабинеты, где тошнотворно пахнет страхом, они заходят между прочим, в паузах между бесконечными разговорами».
Процедурный кабинет, куда в конце концов согласно очереди зашел Данченко, был весь обложен мрачным серым кафелем. Ширма в углу была затянута такой же серой тканью и приятных ассоциаций не вызывала. Быстро просмотрев документы и направления, женщина неопределенного возраста скомандовала:
– Так, за ширмой штаны-трусы долой… Наклоняемся… Раздвигаем…
Красный от стыда Данченко подчинился. После экзекуции ощущение было такое мерзкое, будто его только что вероломно лишили невинности. Чтобы отомстить за унижение, Данченко, одевшись, язвительно спросил:
– Вам ваша работа нравится?
– В каждой работе есть свои минусы, – серьезно отреагировала врач. – У иных людей лица противнее…
– Вот это она правильно заметила, – подумал Данченко, и ему стало стыдно за свой вопрос.
Далее диспансеризация покатилась по накатанной колее. Старый лор был глуховат, а потому, проверяя остроту слуха, шептал за спиной громко и часто не слышал, что ему отвечают. Окулист во время приема даже головы не поднял.
– Жалобы?
– Нет.
– Очки, линзы носите?
– Нет.
Штамп, автограф и свободен.
Невропатолог заставлял одними глазами следить за движением его молоточка, а затем тем же инструментом принялся колотить Данченко по коленям, после чего неожиданно поинтересовался.
– Пьете?
– Нет. Как все, по праздникам. А вы можете налить?
– Чувство юмора – это хорошо. Оптимисты почти не болеют, но чаще умирают, – монотонно произнес врач и громко заржал, закидывая голову и постукивая ладонью по столу от восхищения собственной остротой.