Маковое Море
Шрифт:
— Пшел! Эй ты! Женина родня заждалась!
Раджа хотел сказать, что еще не готов и просит минутку, но охрана не собиралась миндальничать. После мощного толчка одного конвоира Нил вывалился из кареты, наступив на край своего дхоти. Покраснев от смущения, он хотел поправить одеяние.
— Стойте… видите, развязалось…
Покинув карету, Нил перешел на попечение других тюремщиков, являвших собой полную противоположность надзирателям Лалбазара. Облаченные в красные мундиры, эти твердолобые ветераны Ост-Индской компании, выходцы из глухих деревень, глубоко презирали всех городских. Больше от удивления, нежели злости, один из них двинул раджу коленом под зад.
— Шевелись, мудила…
Не ожидавший подобных манер, Нил решил, что произошла какая-то ошибка.
— Прекратите! — возмутился он, придерживая дхоти. — Вы не смеете так со мной обращаться! Разве не знаете, кто я?
Руки, что его обшаривали, на секунду замерли, а потом сильно рванули повязку, отчего Нил юлой завертелся вслед за дхоти.
— Ну прям тебе Драупади, — сказал чей-то голос. — Цепляется за свое сари…
Еще чьи-то руки разодрали на радже курту, открыв исподнее.
— Не, скорее уж Шикхандин… [51]
От удара в спину древком копья Нил влетел в темный вестибюль; концы его дхоти волочились следом, точно поблекший хвост мертвого павлина. В конце вестибюля виднелась освещенная факелом комната, где за столом сидел белый человек. Он был в форме старшего надзирателя и явно не в духе от долгого ожидания.
Нил обрадовался возможности поговорить с начальством:
— Сэр, я заявляю протест! Ваши подчиненные не имеют права меня бить и срывать одежду!
51
Шикхандин — персонаж индийского эпоса, девушка, превращенная в юношу.
В голубых глазах надзирателя вспыхнуло изумление, словно к нему обратились висевшие на стене кандалы, но поразило его не бесчинство конвоиров, а то, что осужденный туземец заговорил на его родном языке. Не ответив, на грубом хиндустани он приказал конвойным:
— Мух кхол. Откройте ему рот.
Охранники схватили Нила за голову и сноровисто впихнули ему в рот деревянную распорку. Тюремный лекарь в белом чапкане стал пересчитывать зубы раджи, в каждый тыча пальцем; от рук его так воняло горчичным маслом и чечевицей, словно часть лекарского обеда осталась под ногтями. Нащупав прогал между зубами, палец больно колупнул десну, будто желая удостовериться, что там не спрятан отсутствующий зуб. Кольнувшая боль напомнила день, когда Нил лишился зуба: бог знает, как давно это было, но перед мысленным взором четко возникли залитая солнцем веранда и мать на качелях… он, маленький, бежит к ней и врезается в острый край сиденья… слышен ласковый голос матери, которая осторожно вынимает из его рта осколок зуба…
— Зачем это, сэр? — опять возмутился Нил, едва избавившись от распорки. — Для чего?
Надзиратель даже не поднял головы от журнала, в который заносил результаты осмотра, но лекарь шепнул что-то насчет особых примет и следов заразных болезней. Однако Нил не желал мириться с тем, что его игнорируют:
— Прошу объяснить, сэр, почему вы не ответили на мой вопрос.
Не глядя на раджу, надзиратель снова приказал на хиндустани:
— Капра утаро. Разденьте его.
Конвоиры весьма понаторели в раздевают заключенных, многие из которых предпочли бы умереть, нежели выставлять напоказ срам, а потому жалкое сопротивление Нила не помешало им сорвать с него остатки одежды, связать ему руки и представить его наготу изучающему взгляду начальника. Почувствовав прикосновение к своим ступням, Нил опустил взгляд и увидел лекаря, который их погладил, словно извиняясь за то, что собирается сделать. Это внезапное проявление человечности
— Гниды? Мандавошки?
— Нет, саиб.
— Родимые пятна? Увечья?
— Никак нет.
Нил не ведал, что прикосновение одного человека к другому может быть таким безучастным: никакой злости, нежности или похоти — его равнодушно ощупывали, словно покупку или трофей. Казалось, тело его перешло к другому владельцу, и тот, словно хозяин недавно купленного дома, проводит инвентаризацию, прикидывая, что подремонтировать и где поставить мебель.
— Сифилис? Гонорея?
Впервые за все время надзиратель заговорил по-английски, но во взгляде его не было даже намека на улыбку, одна только издевка; Нил, растопырившийся перед лекарем, который выискивал родинки и другие особые приметы, тотчас ее уловил.
— Почему вы не удостаиваете меня ответом, сэр? — спросил он. — Не уверены в своем английском?
Глаза тюремщика полыхнули бешенством от вопиющей наглости заключенного-индуса, посмевшего осквернить его родной язык. Вот тогда-то Нил понял, что даже раздетый донага и лишенный защиты от шарящих по его телу рук, он может противостоять тому, чья власть над ним безраздельна. Головокружительное открытие наполнило его ликованием: отныне он будет говорить по-английски, когда и где только возможно. Но от жгучего желания испытать свою новую силу все слова забылись, в голове мелькали только обрывки заученных текстов:
— …Вот так всегда. Как это глупо! Когда мы сами портим и коверкаем себе жизнь, обожравшись благополучием, мы приписываем наши несчастья солнцу, луне и звездам… [52]
— Ганд декхо! Очко проверьте! — зло скомандовал надзиратель.
Нила согнули пополам, но он продолжил, высунув голову меж раздвинутых ног:
— …гордый человек, что облечен минутным, кратковременным величьем… не помнит, что хрупок, как стекло, — он перед небом кривляется, как злая обезьяна… [53]
52
Текст Эдмонда из второй сцены первого акта «Короля Лира» У. Шекспира (перевод Б. Пастернака).
53
Текст Изабеллы из второй сцены второго акта «Меры за меру» У. Шекспира (перевод Т. Щепкиной-Куперник).
Эхо его голоса билось о каменные стены. Нил выпрямился, и надзиратель наотмашь ударил по лицу.
— Заткнись, дерьма кусок!
В былые времена прилилось бы мыться и сменить одежду, краем сознания отметил Нил. Сейчас это уже не имело значения, главное — тюремщик заговорил по-английски.
— Счастливо оставаться, сэр, [54] — поклонившись, пробормотал раджа.
— Уберите с глаз моих этого засранца!
В соседней комнате Нил получил связанную в узелок одежду. Охранник перечислил выданные предметы:
54
В оригинале английское присловье «Good day to you, sir». Существует легенда: некий Роджер Телленфилд шел с приятелем, который сказал: «Сегодня у меня замечательный день». День Роджера прошел скверно; он достал пистолет и со словами «Счастливо оставаться, сэр» застрелился. С тех пор фраза стала расхожим прощанием.