Макроскоп
Шрифт:
– Это же кошмар, Иво! Я ничего об этом не знала...
– Все было не так уж и плохо. На самом деле жилось нам здорово. Мы были сыты, одеты, ухожены, у нас было все самое лучшее. Все это способствовало развитию способностей, как и предполагалось. Но только когда я покинул проект, я осознал себя не нормальным американцем.
– Не...
– Нас считали цветными.
– Это же не имеет никакого значения, по крайней мере, в Америке.
Он не стал развивать тему.
– Как бы там ни было, у нас не было родителей или родственников, и некоторые из нас выдумали их. Все было всерьез. Мы выбирали
– Это так мило, Иво. Но почему вы выбрали именно его?
– Причиной, думаю, была игра на флейте. Ланье был прекрасным флейтистом, наверное, лучшим в мире на то время. Прежде, чем стать серьезным поэтом, он несколько лет зарабатывал на жизнь как флейтист в одном известном оркестре, хотя у него был туберкулез.
Она нахмурилась:
– Флейта? Я не понимаю, Иво. Вы что, играете на флейте? Вы взяли ее с собой? Вы, должно быть, хороший музыкант?
– Да. Флейта – единственное, что я взял с собой. Ланье поступил бы так же. Думаю, что у меня способности к музыке. Еще одна моя врожденная способность, наряду с логическим мышлением, и хотя я над ней не работал, на флейте играю лучше, чем любой другой.
После очередного сеанса макронной связи, уступив ее просьбам, он собрал флейту и заиграл. Звуки странно искажались в ограниченном помещении, но она слушала восхищенно.
Для нее? Он играл для себя, потому что любил флейту. Он лелеял инструмент, звуки лились из него, казалось, что он и флейта это всего лишь две промежуточные остановки на пути мелодии от композитора к слушателю. Он жил каждой нотой, его душа очищалась и рвалась наружу, он воскресал вместе с мелодией. Эта музыка приближала его к Сиднею Ланье.
После этого случая музыкальные паузы стали постоянными – он получал удовлетворение от игры, а Беатрикс искренне восхищалась. Он играл для холодных равнин Шена-спутника, для гигантского Нептуна, нависшего над горизонтом Тритона (Тритон всегда был повернут одной стороной к Нептуну, а вращение Шена давало возможность иногда наблюдать эту впечатляющую картину) – он привнес в их ссылку дух Земли.
Иногда он отвлекался от галактических потоков и рассматривал Землю, читал заголовки газет, так как Беатрикс всегда живо интересовалась делами, происходящими дома. По многим причинам эти вахты с ней становились для него настоящим отдыхом.
А в это время внизу происходили значительные перемены. Если коньком Иво была игра на флейте, то Гротон всей душой отдавался строительству.
– Проблема в следующем, – пояснял он. – Информация – это еще не все. Объемы конкретной работы, необходимой для возведения элементарного убежища в таком месте, принимая во внимание температуру, гравитацию и атмосферный состав, колоссальны. Резка, подгонка, доводка, уплотнение, подъемные работы, испытания – все вместе многие тысячи человеко-часов, не говоря уж о необходимости механизации! Так вот, я хотел бы знать, как колония типа нашей, имея макроскоп, атомный двигатель и планетарный модуль может преобразить мир вроде Тритона, скажем, за шесть месяцев. Где-то должна быть
Иво нашел ее. Одна из дальних галактических станций передавала полное описание, от А до Я, начиная с того, как направить тепло работающего ракетного двигателя технологии первого типа для использования его на планете и кончая правилами этикета на дружеской вечеринке.
Гротон целый месяц возился, создавая электронное чудовище – что-то вроде управляемого дистанционно галактическим лучом робота. Это устройство существенно облегчало сборку других машин, и дела пошли лучше. Небольшая фабрика плавила скалы Тритона, смешивала расплав с веществом, извлекаемым из океана, в результате получался твердый, прочный, газонепроницаемый, непроводящий материал, который образовывал надежное соединение с куском такого же материала за несколько часов, при любой температуре, достаточно было только прижать поверхности.
Другие устройства подтаскивали огромные блоки «галактита», легкие в условиях неполной гравитации, но обладающие все той же инерцией – ведь гравитационная и инерционная массы равны, к месту на берегу озера, которое Гротон избрал в качестве форпоста человечества на Тритоне. Вскоре здесь вздымалась уже пирамида из блоков сорока футов в поперечнике, полностью герметичная. Со шлюзами было несколько сложнее, но через неделю работ, направляемых галактической передачей, они были изготовлены.
Затем замок был накачан воздухом, освещен, обогрет и, в конце концов мог принимать земную колонию под свои гостеприимные своды.
К тому времени пришло время дежурств Афры. Беатрикс отстояла несколько вахт подряд, и все решили, что необходимо сменить ее. В это время Иво разгребал завалы информации, необходимой для программирования машин Гротона. Он с трудом представлял себе значение многих терминов и вынужден был часто брать уроки по элементарной электронике у Гротона. Но он не осмеливался черпануть хоть немного знаний из самой программы, ведь рядом находился разрушитель. Он вынужден был действовать в полном неведении, и это было чертовски утомительно.
Кроме того, было нелегко оставаться наедине с Афрой. Она была слишком красива, слишком умна, слишком остра на язык. Иво вряд ли бы смог ее в чем-то обвинить, но невозможно было воспринимать равнодушно ее утонченную холодность.
– Вы никогда не знали своих родителей? – спросила она во время одного из перерывов.
– Никто из нас не знал.
Очевидно, Беатрикс рассказал остальным об их беседах. Ну что ж, он не просил ее молчать.
– Сколько вас было там?
– Триста тридцать. Разумеется, были и другие группы, других возрастов; все были собраны по годам, разница в возрасте не превышала несколько месяцев.
Почему она вдруг так заинтересовалась его прошлым? Праздная болтовня, желание просто убить время?
– Так значит вы, Брад и Шен одного возраста?
– Да. – Он увидел ловушку лишь после того, как ответил. Брад говорил ей, что группы были разные, а он только что признал обратное.
Повисла томительная тишина, и он в конце концов решился прервать ее:
– Замысел был в том, чтобы соединить...
– Я знаю, – и затем, как бы заглаживая резкость, – Трудно поверить, что Брад был цветным. Я об этом даже не подозревала.