Макс
Шрифт:
Мы все вглядываемся в океан — там только акулы, киты, скаты и полчища рыб. Но ничто не напоминает гору, поднявшуюся со дна океана и перевернувшую нашу субмарину.
По большой дуге мы плавно поворачиваем на тридцать градусов назад в сторону Большого острова.
— Ребята, теперь наша новая задача — выяснить, что перевернуло «Миннесоту». Что это было? Чует мое сердце, это проделки мистера Чу. Уверена, они связаны с похищением мамы.
Но пока мы летим на базу исследований морской флоры и фауны, еще одна неприятная мысль приходит мне
И что такое Ангел знает про мистера Чу, что мне неизвестно?
59
Морская научно-исследовательская станция в целом оказалась похожа на Антарктическую. Только без снега, тюленей-людоедов и снежных расщелин. Часть ее построена на воде, и пол там сделан стеклянный, чтобы можно было наблюдать за акулами, скатами и всякой плавающей внизу рыбешкой.
Мы всей стаей улеглись на этот стеклянный пол и глядим на рыбу, счастливые, что снова находимся на суше, а не на чертовой субмарине. Но долго наше развлечение не продлилось. За нами пришел ассистент:
— Присоединяйтесь к нам в комнате заседаний.
Я вскакиваю на ноги:
— Обожаю комнаты заседаний. Лучшее время моей жизни прошло в конференц-залах.
Ассистент странно на меня смотрит, но мы уже следуем за ним по пятам.
Клык, проходя, задевает меня плечом, и я вспоминаю, что мы не были вместе уже сто лет. Я имею в виду наедине, только он и я. Конечно, мне не больно-то и хотелось. Но все-таки…
В комнате заседаний состав вполне предсказуемый: Джон, Бриджит, доктор Акана. Несколько типов в морской форме и пара-тройка ученого вида господ, которые глаз от нас оторвать не могут.
Я за свою жизнь вполне привыкла к психованным ученым-генетикам в лабораторных халатах, которые только и делали, что мучали нас своими шприцами да электродами. А вот к ученым, которые глядят на нас с восторженным удивлением, но признают за нами и права, и человеческое достоинство, к таким, убей меня бог, до сих пор не привыкну.
— У меня возникла теория. — Бриджит поднимается со своего места и идет к кафедре докладчика.
Сижу на месте и стараюсь на нее не смотреть. У меня тоже возникла теория. Построенная на томных взглядах, которые она бросает на Клыка своими оленьими глазами. Она наверняка готовит специальную миссию под названием «Бриджит-и-Клык-a-там-хоть-трава-не-расти». Еще раз посмотрит на Клыка — я ей потом накостыляю хорошенько.
Меж тем Бриджит уверенно обращается к собравшимся:
— Испокон веку, с тех пор как люди стали ходить в море, у разных народов появились рассказы о морских чудовищах. Сейчас в этих рассказах можно узнать обыкновенных китов, акул или осьминогов.
— А как насчет Лохнесского чудовища? — перебивает ее Газман. Он обожает эти страшилки.
— Лохнесское чудовище — это миф, — отвечает ему кто-то из присутствующих.
— С Лохнесским чудовищем доказательств нет, — вступает доктор Акана. — Ни «за», ни «против». Одни считают, что это последний существующий плеозавр. Другие, что это реальное животное, которое стало легендой. А третьи убеждены, что это все чушь и бабушкины сказки.
— Явление, с которым мы сейчас имеем дело, — не миф и не плеозавр. И уж тем более не бабушкины сказки. По словам нашей маленькой телепатки, оно исполнено ярости и желания убивать все живое.
Мы всей стаей дружно заозирались вокруг, не сразу поняв, что «маленькая телепатка» — это наша Ангел. Я решаю, что «телепатка» — вполне подходящее слово. Звучит солидно и по-научному. Надо будет взять на вооружение.
— Но как по-вашему, доктор Двайер, что, вы думаете, это такое?
— Я думаю, это искусственно созданная форма жизни. Или существо, при жизни искусственно подверженное изменениям и мутациям. Например, в результате радиации.
— Искусственно созданная форма жизни? — нахмурился один из ученых.
— А мы-то, по-вашему, кто? Правильно! — поднимаюсь я с места. — Девяносто восемь процентов — от человека, два процента — от птицы. Комбинации могут быть разные, но принцип тот же. Так что вы не стесняйтесь, называйте вещи своими именами. Даже пальцем можно показывать. Для наглядности.
— Ты права, Макс. Примерно так. — Бриджит старательно отводит от меня глаза. — Только результат не такой успешный. К тому же я склонна думать, что в данном случае радиации и мутации подвергли уже существующий живой организм.
— Радиации? Это как в микроволновке? — интересуется Надж.
— Не совсем, — терпеливо объясняет Бриджит. — Существует масса источников радиации. Как природных, так и созданных человеком. Я думаю о мутациях типа тех, что имели место после Хиросимы и Чернобыля.
— Я эти названия уже где-то раньше слышала. — Вспоминаю какую-то передачу по телику.
— Хиросима — город в Японии, — говорит Джон. — На него в конце второй мировой войны Америка сбросила атомную бомбу. При взрыве сразу погибли сто тысяч человек. И еще десятки тысяч умерли потом в результате болезней, вызванных радиацией. С течением времени стало ясно, что радиация вызывает мутации некоторых человеческих генов, что проявляется во врожденных дефектах, выкидышах при беременности или в раковых опухолях.
— Хорошенькое дельце, — бормочу я себе под нос.
— А Чернобыль — это атомная станция в бывшем Советском Союзе. Там взорвался ядерный реактор, — продолжает Джон. — Самая страшная ядерная катастрофа в истории человечества. Территория вокруг Чернобыля до сих пор заражена. И непонятно, смогут ли люди там когда-нибудь снова поселиться. Даже в таких отдаленных странах, как Англия или Швеция, выброшенная в атмосферу радиация вызвала заражение молока и мяса. Беда в том, что радиация приводит к непредсказуемым, и для живых существ часто фатальным последствиям.