Максимы и моральные размышления
Шрифт:
Чаще всего тяготят окружающих те люди, которые считают, что они никому не могут быть в тягость.
На свете мало недостижимых вещей; будь у нас больше настойчивости, мы могли бы отыскать путь почти к любой цели.
Высшая ловкость состоит в том, чтобы всему знать истинную цену.
Поистине ловок тот, кто умеет скрывать
То, что мы принимаем за благородство, нередко оказывается переряженным честолюбием, которое, презирая мелкие выгоды, прямо идет к крупным.
Преданность – это в большинстве случаев уловка самолюбия, цель которой – завоевать доверие; это способ возвыситься над другими людьми и проникнуть в важнейшие тайны.
Великодушие всем пренебрегает, чтобы всем завладеть.
В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выборе слов.
Истинное красноречие – это умение сказать все, что нужно, и не больше, чем нужно.
Одним людям идут их недостатки, а другим даже достоинства не к лицу.
Вкусы меняются столь же часто, сколь редко меняются склонности.
Своекорыстие приводит в действие все добродетели и все пороки.
Смирение нередко оказывается притворной покорностью, цель которой – подчинить себе других; это – уловка гордости, принижающей себя, чтобы возвыситься, и хотя у гордости тысяча обличий, но самое искусное и самое обманчивое из ник – смирение.
У всякого чувства есть свойственные лишь ему одному жесты, интонации и мимика; впечатление от них, хорошее или дурное, приятное или неприятное, и служит причиной того, что люди располагают нас к себе или отталкивают.
Каждый человек, кем бы он ни был, старается напустить на себя такой вид и надеть такую личину, чтобы его приняли за того, кем он хочет казаться; поэтому можно сказать, что общество состоит из одних только личин.
Величавость – это непостижимая уловка тела, изобретенная для того, чтобы скрыть недостатки ума.
Хороший вкус говорит не столько об уме, сколько о ясности суждений.
Счастье любви заключается в том, чтобы любить; люди
Вежливость – это желание всегда встречать вежливое обращение и слыть обходительным человеком.
Воспитание молодых людей обычно сводится к поощрению их врожденного себялюбия.
Ни в одной страсти себялюбие не царит так безраздельно, как в любви; люди всегда готовы принести в жертву покой любимого существа, лишь бы сохранить свой собственный.
В основе так называемой щедрости обычно лежит тщеславие, которое нам дороже всего, что мы дарим.
Чаще всего сострадание – это способность увидеть в чужих несчастьях свои собственные, это – предчувствие бедствий, которые могут постигнуть и нас. Мы помогаем людям, чтобы они в свою очередь помогли нам; таким образом, наши услуги сводятся просто к благодеяниям, которые мы загодя оказываем самим себе.
Упрямство рождено ограниченностью нашего ума: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора.
Ошибается тот, кто думает, будто лишь таким бурным страстям, как любовь и честолюбие, удается подчинить себе другие страсти. Самой сильной нередко оказывается бездеятельная леность: завладевая людскими помыслами и поступками, она незаметно подтачивает все их стремления и добродетели.
Люди потому так охотно верят дурному, не стараясь вникнуть в суть дела, что они тщеславны и ленивы. Им хочется найти виновных, но они не желают утруждать себя разбором совершенного проступка.
Мы по самым ничтожным поводам обвиняем судей в незнании дела и тем не менее охотно отдаем свою честь и доброе имя на их суд, хотя все они нам враждебны – одни из зависти, другие по ограниченности, третьи просто по занятости. Надеясь на то, что эти люди выскажутся в нашу пользу, мы рискуем своим покоем и даже жизнью.
Как бы ни был проницателен человек, ему не постигнуть всего зла, которое он творит.
Слава, уже приобретенная нами, – залог той славы, которую мы рассчитываем приобрести.
Молодость – это постоянное опьянение, это горячка рассудка.
Тому, чьи достоинства уже награждены подлинной славой, больше всего следовало бы стыдиться усилий, которые он прилагает, чтобы ему поставили в заслугу всякие пустяки.