Малатаверн
Шрифт:
– Давай, пошли скорее, - забормотал он - Это хозяйка. Я уверен, что хозяин давно спит. Я точно знаю. Ну, пошли же, нам нечего тут делать.
И вновь они пустились по темным улицам. Луна уже поднялась, но лишь изредка появлялась в разрывах облаков. Все же небо немного прояснилось.
Когда они вышли на площадь, Жильберта взглянула на часы, висевшие на колокольне.
– Уже почти четверть двенадцатого. У ведущей в церковь лестницы лежала густая тень. Робер остановился.
– Времени
– Лучше объясни ему все сама.
– Нет, - отрезала девушка и в сердцах топнула. Робер медлил в нерешительности, потом робко спросил:
– А если он лег спать?
– Он встанет, не волнуйся. Встает же он, когда нужно идти к умирающему с причастием и святыми дарами!
– Может, пойдешь со мной?
Она опять топнула и в негодовании воскликнула:
– Нет, нет и нет. Пойдешь к нему сам. Пойдешь один. Все решено, и менять ничего не будем.
Она отняла у него руку и сдавила ему плечо. Тот покорно двинулся вперед, шепча на ходу:
– Да не могу я, понимаешь, никак не могу... Я же знаю, что у меня ничего не выйдет.
– Все у тебя выйдет. Я спрячусь где-нибудь поблизости, дождусь, когда вы появитесь и пойдете туда, а потом вернусь домой.
.1- Ага! Ты же не можешь идти домой одна! Сама видишь: ничего не получается.
– Что ты выдумываешь? Воображаешь, что я прямо умираю со страху? За меня можешь не волноваться. Робер понурился. Они пересекли площадь.
– У Кристофа все заперто, - заметила Жильберта.
– Да, все ставни закрыты.
Теперь Робер ни о чем не думал, ничего не ощущал, будто превратился в автомат, тупо двигавшийся вперед по воле Жильберты.
У дома священника они остановились. Калитка была приоткрыта. Жильберта распахнула ее пошире.
– Свет еще горит. Нам повезло - проговорила она.
– Пойдем со мной, пойдем, Жильберта! Втолкнув его за калитку, она позвонила.
– Давай, иди, я постою тут.
Она притворила калитку, и Робер очутился во дворе. Один. Дверной колокольчик звякнул, стукнувшись об оштукатуренную стену. Полосы желтого света, пробивавшегося сквозь ставни, лежали на ступенях лестницы.
Робер замер. Взгляд его был прикован к решетчатому ставню. Время летело. Ему казалось, что так прошло много часов. Может быть, вся ночь...
Юноша вздрогнул. За стеклом мелькнула тень. Дверь отворилась.
– Что такое? Кто там?
– То был голос старенькой служанки. Позади Робера, за калиткой послышался шорох.
– Давай, входи, - шипела Жильберта, - входи, слышишь!
– Это я!
– Робер не узнал собственный голос. Стайка птиц вспорхнула с соседнего дерева.
– Что вам нужно?
Робер шагнул вперед. Ставни распахнулись, в окне показалась женщина. Из-под черного пальто виднелась
– Что вам угодно?
– повторила она.
– Мне нужен господин кюре.
– Подойдите ближе.
Робер поднялся на две ступеньки и остановился. Старушка посторонилась, так чтобы свет падал на Робера. Он заморгал.
– А, это ты, малыш Пайо, - протянула старуха.
– Чего тебе нужно от господина кюре?
– Я пришел за ним, это очень важно.
– Наверное, к отцу? Никак, допился?
– Да нет, тут совсем другое дело.
– Тогда выкладывай, говори.
– Не могу. Я могу сказать только господину кюре... Это... Да не могу я! Он должен пойти со мной.
Старуха подалась вперед, желая получше его разглядеть.
– Честное слово, - воскликнула она, - да ты же пьян! Яблочко от яблоньки недалеко падает... Какой стыд! В твои-то лета! Ну, красота, ну, прекрасно! Ах ты, сопляк! Убирайся отсюда сию же минуту! Столько лет не появлялся в церкви, а теперь пришел будить господина кюре из-за какой-то ерунды, из-за пьяной дури! Давай, убирайся, а то я позову жандармов!
Робер спустился по лестнице, обернулся и увидел, как старуха, погрозив ему кулаком, захлопнула ставни.
Жильберта дожидалась его на улице.
– Слышала?
– поинтересовался он.
– Старая ведьма, - в ярости прошипела Жильберта.
– У-у, змея! Если бы господин кюре знал!..
Обессиленный Робер привалился к стене. Ноги у него дрожали. Казалось, он не сможет и шагу ступить.
– Ну вот, - пробормотал он.
– Это конец. Мы все испробовали... Теперь конец всему.
– Идем, - приказала она.
– Идем скорее и перестань говорить глупости.
Юноша поплелся за подружкой в сторону площади. Добравшись до освещенного места, Жильберта остановилась прямо перед ним и заставила его приподнять голову. Робер плохо соображал, но все же увидел что-то суровое, жесткое в ее лице, чего раньше никогда не замечал. Совершенно неожиданно она стала похожа на мать.
– Слушай внимательно, - велела она.
– Внимательно! Теперь у нас нет времени на споры. Или ты пойдешь в жандармерию, или мы вдвоем отправимся в Малатаверн.
– Ух ты! Это зачем?
– Неужели ты думаешь, что они осмелятся туда заявиться, если увидят, что мы уже там?
– Да уж не постесняются. Наклонившись поближе, она шепнула:
– Струсил? Ну скажи, что боишься. Ты всю дорогу озирался, оглядывался, шарахался от каждой тени, от каждого темного угла. Думаешь, я не видела? Ты думал, что Кристоф поджидает тебя где-нибудь поблизости и теперь спросит, куда это мы направляемся? Ты ведь этого боялся? Ты опасался Кристофа?
Робер с трудом сглотнул.