Малатаверн
Шрифт:
Он стоял и глядел на дверь Достаточно было постучать и сказать - "Это я, Робер". Потом открыть дверь и быстро все объяснить, - только бы она его не перебивала. Он помедлил, но потом решил, что без хозяина она точно не станет ничего делать. Тогда он снова припал к окну и вдруг заметил, что дверь в спальню приоткрыта. Робер опешил: зачем он вообще сюда пришел? Он еще постоял, поглядел на хозяйку, но заметив, что на часах уже двадцать минут десятого, на цыпочках прошел вдоль стены и вышел на главную улицу.
Там
Робер оглядел улицу. Проехал грузовик в сторону Монбризона. Юноша мысленно проследил его путь. Вот он проезжает мимо гостиницы, потом мимо гаража, а теперь, наверное, поравнялся со зданием жандармерии...
Мощный шквал обрушился на решетку, засвистел в электропроводах. Робер поежился, еще раз оглянулся на знакомый дворик и бегом бросился к Дюэрну.
На пересечении главной улицы со старой дорогой он замешкался, постоял в нерешительности, но потом вновь помчался вперед, повторяя слова Жильберты: "По ночам лучше ходить верхней дорогой". Но твердя их про себя, он все время видел перед собой нижнюю дорогу. Ощущал, что она бежит там, внизу, и что сам он отдаляется от нее по мере того, как поднимается все выше. Иногда он замедлял бег, подходил к откосу и вглядывался в темноту. Порой порыв ветра разрывал пелену облаков, и тогда проступало бледное небо, усеянное звездами; они вспыхивали и отражались где-то внизу, во тьме. То блистал ручей, а старая дорога петляла всего в нескольких шагах.
Бежать в гору было тяжело, но Роберу это доставляло удовольствие. Сейчас он контролировал дыхание, старался не сбиться с шага и потому почти не думал. Слишком бурной и ветреной была эта ночь: в такую погоду было не до посторонних мыслей. Всякий раз как дорога уходила влево и вниз, в ложбину, шум ветра удалялся, напоминая неясный гул, но стоило дороге вновь повернуть к долине, как ветер обрушивался с прежней силой. И каждый кустик, каждое дерево, каждый валун стонали и завывали. На другой стороне долины от Гиблого лога до первых домов Сент-Люс, беснуясь, гудел Черный лес.
Робер бежал не останавливаясь до дороги, ведущей к ферме Ферри. Там он подождал несколько минут, стараясь отдышаться. По его подсчетам весь подъем занял не более получаса. На последнем повороте он видел свет во дворе фермы, однако теперь он погас. Лишь нижние ветви липы были освещены. Наверное, ставни в кухне еще не закрыли. Он уже решил было спуститься на луг, где его, может быть, еще дожидалась Жильберта, как вдруг во тьме вспыхнул фонарик. Липа раскачивалась; освещенные снизу листья ее временами поблескивали, да так ярко, что напоминали порой сноп искр.
По дороге кто-то бежал. Робер тихо свистнул. Это была Жильберта.
– Я уж собрался спускаться на луг, - проговорил он.
– Ничего себе, уже одиннадцатый час. Я уже с четверть часа как оттуда. Где ты пропадал? Я тебя ждала... Похоже, она сердилась.
– Мне нужно тебе кое-что объяснить. Идем.
– Ты шутишь! Я иду спать. На сегодня - все. Я вышла, чтобы закрыть загон и спустить собак. Завтра объяснишь...
С этими словами она двинулась к дому. Внезапно Робер почувствовал себя очень одиноким. По-настоящему. И испугался, испугался до смерти.
Вокруг была ночь, а Жильберта собралась уходить. Робер бросился за ней, догнал и, схватив за руку, дрогнувшим голосом попросил:
– Жильберта, останься, это очень важно. Я должен тебе объяснить Ты нужна мне.
Девушка попыталась вырваться.
– Отпусти. Если я останусь, отец выйдет меня искать. Робер изо всех сил вцепился в ее руку. Ему было страшно, он весь дрожал, и в голове его билась одна-единственная мысль: только бы Жильберта не ушла.
– Тогда иди домой, - проговорил он, - пусть они лягут, тогда и приходи.
– Да ты что! Они же услышат!
– А если через окно? Ведь твоя комната выходит в сад?
– Да, только окно слишком высокое.
– А во дворе есть лестница?
– Есть, но мне нужно закрыть ворота и спустить собак.
– Я поднимусь с тобой, ты дашь мне лестницу, перед тем, как запереть, а я отнесу ее к окну. А как только они лягут, ты выйдешь.
Казалось, она задумалась, но тут же резко рванула руку, высвободилась и бросилась бежать, крича на бегу:
– Нет, нет, завтра, увидимся завтра. Я не хочу, сегодня слишком опасно. И некрасиво.
Робер догнал ее. Теперь они стояли у ворот. По ту сторону забора зарычала собака.
– Белонна!
– прикрикнула Жильберта.
– Тихо, молчи! Собака затихла, только загремела цепь по деревянной будке.
– Это Белонна, - пояснила Жильберта, - у нее там щеночек. Вот она и лает по каждому пустяку.. Пусти меня!
Однако Робер придвинулся ближе. Теперь он держал ее за обе руки. На них падал свет от фонаря. Робер взмолился:
– Может произойти несчастье... Я просто не знаю, что делать. Им надо помешать... А я совсем один... Его душили слезы.
– Ты плачешь? С ума сошел! Что случилось? Робер, запинаясь, продолжал:
– Кристоф и Серж... Серж Дюпюи... Они... Если им не помешать, они могут убить человека... Жильберта рассмеялась.
– Ты спятил. Пусти, мне пора.
Робер крепче стиснул Жильберте руки, понимая, что делает ей больно.
– Нет, я не спятил. Налет на ферму Бувье, история с телкой - это все они...
– Что ты такое говоришь?
Робер все не решался продолжить, потом, всхлипнув, выпалил:
– Я тоже был с ними!