Мальчик и тьма
Шрифт:
Хотя ему едва исполнилось четырнадцать лет, у него было достаточно возможностей испытать свою смелость в этом страшном замке, и не раз его охватывал ужас, рожденный не одним лишь молчанием и мраком ночи, но и ощущением, что за ним следят, как будто сам замок или дух этого старинного места шел за ним туда, куда шел он, и останавливался, когда останавливался он; Мальчик всегда чувствовал его дыхание за своей спиной, чувствовал, как кто-то невидимый наблюдает за каждым его движением.
Вспоминая сейчас свои блуждания, он слишком хорошо понимал, насколько страшнее будет для него остаться одному во мраке - на земле, чуждой самой его жизни, в местах, далеких от замка,
Нет. Он не начнет побег во мраке. Это было бы безумием. Бежать надо перед самым рассветом, когда весь замок спит, бежать в предрассветных сумерках, наперегонки с солнцем - Мальчик на земле, а солнце в небесах,- только они вдвоем…
Но как вытерпеть свой характер, медленно ползущую ночь, бесконечную ночь, лежащую впереди? Спать казалось невозможным, хотя поспать было надо. Мальчик выскользнул из постели и решительно подошел к окну. Солнце еще стояло над зубчатым горизонтом, и все вокруг плавало в белесом тумане. Но так продолжалось недолго. Недвижимая картина вдруг стала совсем другой. Башни, еще мгновение назад казавшиеся легкими, почти бесплотными, парящими в золотистом воздухе, теперь, когда погасли последние лучи солнца, стали похожими на черные гнилые зубы.
Дрожь пронеслась над окутанной мраком землей. Вылетели на охоту первые совы. Снизу донесся крик. Слов было не разобрать, но голос звучал сердито. Ему ответил другой. Мальчик высунулся из окна и посмотрел вниз. С такой высоты спорящие казались не больше подсолнечного семени. Раздался удар колокола, затем второй, и вот уже звонило множество колоколов. Их голоса были разными - суровыми и мелодичными, в одних явственно слышался металл, в других - усталость, тут были колокола страха и колокола гнева, веселые и печальные, грубые и нежные, ликующие и унылые. На малое время они заполнили пространство своим гулом, опустившимся на громаду замка металлической вуалью. Потом звон начал стихать, колокола один за другим замолкали, пока не стало ничего, кроме беспокойной тишины, посреди которой над крышами прошелестел бесконечно далекий неспешный и хриплый голос, и Мальчик у окна услышал, как последние низкие ноты умерли в тишине.
На мгновение Мальчика захватило знакомое величие происходящего. Колокола ему никогда не надоедали. Но тут же, когда он хотел отойти от окна, все они зазвонили вновь, да с такой силой, что заставили его нахмуриться,- Мальчик не мог понять, что это значит. Затем они ударили еще раз, и еще, и только когда затих последний, четырнадцатый удар, стало ясно, что колокола звонят в его честь. На время он совсем забыл о своем особом положении в этом мире, и колокольный звон стал ему напоминанием. Господи, куда деться от этого Дня Рождения?! Казалось бы, любому мальчишке должны быть приятны знаки внимания, которые ему оказывают. Но только не молодому эрлу. Вся его жизнь была отравлена различного рода торжествами, и счастливейшими мгновениями в ней были те, когда он мог остаться один.
Один. Один? Значит - не здесь, но, тогда где? Это лежало за пределами его воображения.
Ночь за окном налилась тяжестью собственной тьмы, прорезаемой лишь крохотными огоньками, мерцающими на склонах тех самых гор, по которым он карабкался вчера, чтобы посадить свой четырнадцатый ясень. Эти далекие искорки как угольки вспыхивали не только на горах - по всей огромной котловине,- но, не внимая этим манящим огням, толпы людей начали заполнять внутренние дворики замка.
Потому что сегодняшняя ночь была Ночью зажаренных быков. Очень скоро вереницы священнослужителей спустятся в гигантскую котловину, а за ними потянутся тысячи людей - верхом на лошадях или мулах, пешком или в повозках,- и станет пуст замок. Пока же по дворам замка в предвкушении праздника с визгом и воплями носились толпы мальчишек.
Эти крики, наполненные восторгом детства, вмиг поломали все планы, которые только что строил Мальчик. Внезапно и без тени сомнения он решился - бежать надо сейчас, в неразберихе и суматохе происходящего у подножия замка. Сейчас, когда праздник гремит колоколами и полыхает кострами, сейчас, на взлете отваги. Подскочив к двери, Мальчик рывком распахнул ее и побежал. Он торопился, он должен был спешить - избранный им путь был очень рискованным. Ему предстояло не просто пробежать по длинным лестничным маршам. Все нужно было сделать гораздо быстрее и незаметнее.
Вот уже много лет любопытство подталкивало его исследовать все уголки огромного замка, бесконечную череду его пыльных комнат и залов, и в конце концов он нашел не меньше дюжины способов выбраться отсюда, избегая лестниц и оставаясь незамеченным. Пришло время воспользоваться своими познаниями. Поэтому в конце длинного раздваивающегося: коридора он не повернул ни направо, на северную лестницу, ни налево - к южной, по которым можно было бы долго-долго спускаться вниз, спотыкаясь на покосившихся, изъеденных червями ступенях, а, ухватившись за обрывок веревки, привязанный к раме крохотного оконца высоко над головой, подтянулся на руках и влез на выступ стены…
Перед ним открылся длинный чердак, балки которого нависли столь низко, что по нему не то что выпрямившись, но и согнувшись было не пройти. Оставалось только пробираться ползком. Дело это было непростое, так как чердак казался бесконечным, но у Мальчика был длительный опыт, приобретенный за многие дни исследований замка.
В противоположном конце чердака он уже давно обнаружил потайной люк, пробравшись через который надо было спрыгнуть вниз на растянутое наподобие гамака одеяло, чуть-чуть не достававшее до пола.
В несколько секунд он пробрался через люк и спрыгнул с одеяла на пол, как заправский акробат. Когда-то за этой комнатой следили - здесь и теперь осталось нечто от былой изысканности, но все в ней уже дышало забвением и мрачностью.
Если бы не распахнутое в ночь окно, делавшее абсолютную темноту комнаты не такой непроглядной, Мальчик не смог бы разглядеть даже своих рук в нескольких дюймах от глаз.
Пробравшись к этому темно-серому прямоугольнику, он быстро вылез через подоконник на улицу и, ухватившись за свисавший из окна канат, начал спуск в никуда.
Очень не скоро он добрался до другого окошка в толстенной стене и, протиснувшись в него, оказался на лестнице, спускаясь по которой пролет за пролетом он в конце концов очутился в заброшенном зале.
Его появление потревожило сотни крыс, с писком и шорохом бросившихся к своим норам.
Пол в этом когда-то парадном зале уже не был полом в истинном смысле слова, ибо роскошный паркет давно сгнил, все вокруг буйно заросло какими-то блеклыми травами, а проглядывавшая из-под них земля была покрыта множеством холмиков, нарытых кротами, так что все, вместе взятое, напоминало заброшенное кладбище.