Мальчик-который-жил-с-Винчестерами
Шрифт:
– Сим салабим, ахалай-махалай, целкой не будь - давай, открывай!
– Прошипел на парселтанге Бобби Джон.
Едва он произнес последнее слово, как золотые створки медальона, щелкнув, раскрылись, а за стеклышками, вправленными в створки, заблестели два живых темных глаза, какими, должно быть, были глаза Тома Реддла до того, как стали красными, с вертикальными зрачками.
– Бей!
– Закричал Винчестер, придерживая раскрытый медальон на камне.
Рон дрожащими руками занес меч над головой, как из крестража послышался шипящий голос Волан-де-Морта:
–
– Я, конечно, понимаю, прекрасная возможность послушать все твои секретики, но не мог бы ты ударить по медальону и заткнуть этого шипящего пиндоса?
– Подал голос Бобби Джон. Но Рон словно его не слушал. Все его внимание было приковано шипением из крестража.
– Зачем ты вернулся?
– Заговорил медальон голосом Гермионы, - нам было лучше без тебя! Нам было хорошо вдвоем!
– А какая она в постели, - вторил ей голос лже-Бобби Джона, - вот уж не думал, что книжный червь может так отжигать!
– Гарри лучше тебя!
– Гарри?
– Прохрипел разозленный Рон.
– Настоящая Гермиона никогда не называла бы Би Джея Гарри, по крайней мере, без его разрешения! А Бобби Джон этого никогда не разрешает!
Сверкнул меч, Винчестер шарахнулся в сторону, послышался звон металла, потом протяжный вопль. Бобби Джона снова накрыло Волан-де-Мортом, шрам взорвался острой болью. Когда же волшебник пришел в себя, то увидел склонившееся над ним испуганное лицо Рона.
– Ты как?
– Как писюн на холоде: маленький, уставший и замерзший. Крестраж уничтожил?
– Да, - улыбнулся Рон, - у меня получилось.
– Отлично, тогда забирай бирюльку, в ближайшем городе, кажется, был неплохой ломбард, да и пошли уже в палатку. Гермиона, кажется, извелась совсем. Ты-то, кстати, здесь какими судьбами? Только не говори, что в лесу ты оказался тоже из-за лани!
– Да я подумал, что поступил, как последняя задница, - пожал плечами Рон.
– Оставил вас, сам свалил черт знает куда… Да и ведь, если мы вместе, мы сила! Втроем мы сильнее! Наша сила трех…
– “Зачарованных” недавно посмотрел?
– Да.
– Все понятно. Ладно, пошли к Гермионе. Думаю, она обрадуется, когда увидит тебя.
Бобби Джон был прав: Гермиона обрадовалась. Правда, при этом Рон чуть не лишился зубов, волос и детородного органа, но свою радость девушка все же показала, как надо.
*О*О*О*
– Значит, вы, пока меня не было, успели уничтожить еще один крестраж, а сейчас ищите способ связаться со смертью?
– Уточнил у друзей Рон.
– Ага, - кивнул уже согревшийся, накормленный и, в принципе, довольный жизнью Бобби Джон, - а у тебя что новенького?
– Ну, по сравнению с вами, ребята, я просто страдал фигней. И… ой…
– Что еще?
– Спросила еще не до когда успокоившаяся Гермиона.
–
– Что случилось?
– Настойчиво спросил Джон.
– Неделю назад я узнал… Твоя дядя Сэм мне сообщил… В общем, твоего папы… больше нет.
От тишины, казалось можно оглохнуть. Гермиона неверящим взглядом смотрела на Рона, глаза же Бобби Джона были устремлены в пустоту.
Ему казалось, что за одну секунду мир разбился пополам: на жизнь до этого момента, и после. А он находился прямо посереди этого обрыва, разделяющего его мир, и обрыв состоял только из одной фразы - “Отца больше нет”. Он помнил последние слова Дина: “Прости меня, Бобби Джон. Я люблю тебя, сын”. Значит, тогда он уже знал, что идет на смерть, и хотел сказать сыну все, что должен был, все, что считал нужным, что считал главным. А он сам только и делал, что кричал ему в трубку такие глупые, ненужные, бесполезные слова.
Неужели он был так слеп? Он всю свою жизнь прожил, будто на расслабоне. Не замечал главное, обращая внимание на бессмысленные детали, которые он находил забавными. Он старался не замечать смерть, даже смерть Седрика, Сириуса, Дамблдора он старался спрятать в недрах своей памяти, словно они и не умерли, а уехали куда-то далеко и должны скоро вернуться. Но они не вернутся. Как и отец.
Почему для того, чтобы понять такую простую истину, что жизнь - не игрушка, не какой-нибудь квест, где твои персонажи могут сразу воскреснуть, дабы не рушить игровую систему, и охота - не веселье, а безумно сложная, невыполнимая работа, где от каждого твоего шага зависит человеческая жизнь, его самому дорогому человеку нужно было умереть?
Он и сам хотел сейчас сдохнуть, прямо сейчас, вот так сразу!
Он уже не чувствовал, как обнимает его Гермиона, гладит по плечу Рон, словно это может хоть как-то унять его боль, не сравнимую даже с адской болью в шраме. А слезы все катились и катились из его глаз, оставляя за собой влажные дорожки на щеках.
*О*О*О*
Уже третий день Бобби Джон сидел на кресле, не вставая, не говоря ничего, не меняя позы. Три дня друзья старались не трогать его, понимая, как больно ему сейчас, но им самим было тяжело смотреть на него, такого сломленного, разбитого, подавленного. Словно это был не он, а его бледная, мертвая тень. Медленно подойдя к Бобби Джону, Гермиона положила ладони ему на колени и заговорила:
– Бобби Джон, я знаю, что глупо говорить, что мы тебя понимаем, ибо нам и близко не снились те чувства, которые сейчас ты испытываешь. Но ты не должен зацикливаться на них! Пойми, сейчас не время раскисать, идет война, гибнут люди, которые тоже кому-то дороги, которых тоже кто-то любит. А ты же охотник, который истребляет нечисть, спасает людей! Этому тебя учил твой отец, он хотел, чтобы ты занимался семейным делом, а не просиживал кресло, глядя пустым взглядом вдаль. Да скажи же хоть что-нибудь! Ты пугаешь нас с Роном, Бобби Джон! Гарри!