Мальчик – отец мужчины

Кон Игорь Семенович

В первый момент мне стало смешно. Пить воду никому не запрещалось. Я не был начальником, да и вообще здешние дети не были затюканными. Наконец, я только что сам принес им эту воду. Тем не менее, увидев взрослого, юноша инстинктивно прячется. До чего же замордованы наши дети! Как глобально они не доверяют взрослым! Насколько не развито у них чувство собственного достоинства! И ради чего мы растим из них исподтишников?

А вот на собственно театральный вопрос ответа так и не нашлось. Когда я попросил тютовских педагогов (среди них были и мужчины, и женщины) вспомнить своих наиболее ярких воспитанников, они задумались, но потом называли исключительно мальчиков. Кстати, приведенный выше список знаменитостей, взятый с тютовского сайта, состоит из одних мужских фамилий. А где же девочки? Или женский актерский талант не проявляется в детстве? Почему вдумчивые театральные педагоги никого не вспомнили?

Или индивидуальные различия мальчиков проявляются ярче? Я подумал, что, может быть, удастся что-нибудь нащупать путем непосредственного наблюдения детского актерства, но стало ясно, что это не получится. Чтобы сопоставить актерские достижения ребенка с уровнем развития его самосознания, нужно выравнять не только детей (по полу, возрасту и т. д.), но и предлагаемые им роли. Играть роль собственного ровесника, героя исторической драмы или сказочного персонажа (из всех виденных мною тютовских спектаклей в последнем случае детская выдумка была наиболее раскованной и свободной) – задачи совершенно разные. Так мой вопрос и остался вопросом. Зато мнение, что учителя запоминают мальчиков лучше, чем девочек, подтвердилось не только на юных физматиках, но и в театральной среде.

Гендерно-возрастные вариации художественных вкусов материализуются в соперничающих подростковых субкультурах, где постоянно возникает нечто новое. Сегодня одной из самых популярных подростковых субкультур является образовавшаяся на базе одноименного музыкального стиля культура эмо (англ. ето от emotional– эмоциональный) (Козлов, 2007). Ее приверженцы, эмокиды (англ. kid – молодой человек, ребенок) в зависимости от пола подразделяются на эмобоев и эмогёрлс.

Как любое субкультурное течение, культура эмо имеет длинную предысторию. У истоков ее стоят панки, суть которых на одном интернет-форуме кто-то определил как «немытая голова, одежда ярких цветов, протест против войны, в общем, дайте нам свободную любовь, остальное не важно». В 1970-х годах на волне постпанка появилась готическая субкультура, культивирующая индивидуальность и глобальный пессимизм. Для ее последователей, готов, типичны любовь к готической музыке, пессимистический взгляд на жизнь, интерес к смерти, мистицизму и эзотерике, хоррор-литературе и фильмам и пристрастие к черным тонам в одежде.

В дальнейшем готов сменили эмо, акцентирующие свободу выражения эмоций. Главные ценности эмокидов – самовыражение, чувствительность и противостояние несправедливости. Эмокид – ранимый и часто депрессивный человек. Он выделяется из толпы ярким внешним видом (сочетание черного с розовым), ищет единомышленников и мечтает о счастливой любви. Стереотипное представление изображает эмо как плаксивых мальчиков и девочек. На самом деле все гораздо сложнее. Культура эмо пропагандирует наивно-детский, чистый взгляд на мир, интровертность, романтизм, акцент на внутренних переживаниях и возвышенной любви. Она проповедует здоровый образ жизни, отказ от табака, наркотиков и алкоголя, разборчивость в сексуальных связях. Правила Эмо-форумов жестко ограничивают мат и категорически запрещают «создавать темы с поддержкой расизма, нацизма, фашизма и прочего ужаса», «сообщения с унижением кого-либо или чего-либо будут удаляться, а пользователи – баниться».

Популярный молодежный писатель Антон Соя опубликовал в 2008 г. роман «ЭмоБой». Герой этой книги 18-летний студент спортивного вуза Егор Трушин интересуется штангой больше, чем эмоциями, но, ожидая свою девушку Кити с концерта, он оказывается свидетелем флэшмоба, устроенного ненавистниками эмо. Пытаясь защитить единомышленников своей подруги, Егор ввязывается в драку и погибает, после чего оказывается в Эмомире, созданном подсознанием Кити. В этом мире Егор становится Эгором, приобретает сверхчеловеческое могущество, а по ночам вселяется в сны своих обидчиков.

В отличие от большинства подростковых субкультур, эмо не принимают мужского шовинизма, мальчики и девочки у них выглядят равноценными. Для них важнее индивидуальные различия.

Для многих эмобоев, как и для обычных боев, философия особого интереса не представляет.

«Мне 13! Звать Егор, живу в Питере!!! Ищу девушку».

Поскольку подростковые субкультуры враждуют друг с другом, эмо противостоят антиэмо, по словам которых эмо – «малолетки, которые помешаны на проявлении эмоций, плаче и обращении на себя внимания», «сопливят и режут вены». Для антиэмо характерно следующее, взятое из Интернета, стихотворение:

Эмобой – мой враг

Кто такие эмобой?Это дети-пидарки:чёлки

чёрные и боты,шириною в две ноги.Ебанутые тоннели,Пидарасские значки,Ненавижу эмобоев,Если ты такой – умри.

Эмокультура часто подвергается критике за то, что она пропагандирует депрессию и подростковые самоубийства.

В начале 2008 г. в прессе появились сведения, что ФСБ намерена бороться с распространением эмо. 2 июня 2008 г. в Госдуме состоялись парламентские слушания, на которых обсуждалась «Концепция государственной политики в области духовно-нравственного воспитания детей в РФ и защиты их нравственности». Особую нетерпимость разработчики концепции проявили к эмо и готам, приравняв их по степени общественной опасности к скинхедам, футбольным фанатам, нацболам и антифашистам. Законопроект был встречен СМИ с иронией. По выражению Елены Омельченко, «это прямое проявление социального страха или фобии перед стремлением молодежи к инаковости, прежде всего стилистической, за которой видится опасность развития других форм мысли, которые могут быть потенциально опасны для проводимой идеологии» (Омельченко, 2009). Точнее всего оценил очередной парламентский цирк Дмитрий Быков в стихотворении «Эмобой»:

«Какая проклятая это работа – в парламент играть неподвижно и немо, ни разу не видев реального гота и толком не зная, как выглядит эмо! Вот так же, я помню, в советское время, в последнем припадке, в бессмысленном хрипе, бороться взялись с неформалами всеми, и главной опасностью сделались хиппи. Они населенью желали добра ведь, никто не видал безобидней народца, но было в стране ничего не поправить, а надо же было хоть с чем-то бороться! Вот так и сегодня: и рейтинг вознесся, и бабки текут, и безмолвствует паства, и больше в стране ни за что не возьмешься: все либо бессмысленно, либо опасно. На фоне того шоколадного крема, которым нас медиа кормят до рвоты, – остались одни непокорные эмо да в черную кожу одетые готы».

Пока одни представители правящей партии думают, как бы запретить молодежные субкультуры, другие проводят с ними семинары и устанавливают контакты, памятуя, что «2009 год объявлен Годом молодежи и сумма средств, выделяемая на молодежную политику, увеличивается в разы». Кому же, как не партии власти, осваивать деньги?

Анализ изменчивых мальчишеских субкультур выходит за рамки моих задач и возможностей. Тем более что связи современных мальчиков, как и вообще детей и подростков, с социумом осуществляются не только через них. Важнейшее новое явление современной культуры – появление громадного информационного пространства, дающего продвинутому подростку доступ к самой разнообразной и важной для него информации через голову его непосредственных воспитателей и наставников. В той или иной степени так бывало и раньше, по этому поводу рефлексировали уже Платон и, более социологично, Монтескье (см. гл. 1). Однако появление сначала средств массовой информации, особенно радио и телевидения, а затем интерактивного Интернета, качественно изменило положение вещей. Кроме того что подростки получают информацию и создают свой круг общения помимо воли и через головы старших, и вообще своего ближайшего окружения, они еще и технически разбираются в новых коммуникативных технологиях значительно лучше своих «предков». В России, приобщившейся к новой коммуникативной культуре с большим историческим опозданием, эта проблема стоит особенно остро. Социологи только начинают ее осмысливать, причем используя весьма скудные имеющиеся данные (Цымбаленко, Шариков, Щеглова, 2006).

Озабоченные потерей своего влияния взрослые пытаются наверстать упущенное с помощью усиления административного контроля, но запретительная стратегия обречена на неудачу. Овладение компьютером и Интернетом сегодня во многом аналогично роли обычной грамотности в недавнем прошлом. Хотя по всем параметрам компьютерной грамотности современные дети далеко опережают поколение своих родителей, последние претендуют на сохранение социального контроля в своих руках. Несколько утрируя, можно сказать, что неграмотные люди берутся учить грамотных, что им следует читать и как они должны писать. Ничего путного из этого не выходит, грамотные подростки всегда найдут способ обойти заслоны, поставленные перед ними учителями и законодателями, да еще словят дополнительный кайф от самого факта нарушения запрета. Разумеется, законодатели тоже не дураки. Они не столько ждут от симуляции властной деятельности реальных результатов, сколько хотят «отметиться», показать пожилым избирателям, как хорошо они защищают детей, нравственность, культуру и другие вечные ценности.