Мальчик
Шрифт:
– Черт побери!
– вырвалось у него. Он отдал мне очки и поглядел так, словно я какой-то чудной зверь.
– Черт побери!
– повторил он.
– Да ты Трехвзглядный - и никто этого не знает!
Ухватил меня за руку повыше кисти, сжал, как клещами.
– Как же про тебя не доложили комиссии?
– А я никому ничего не говорил, - отвечаю.
– Как так? Тебе ж дали очки!
Улыбаюсь ему ангельской улыбкой номер один.
– Так ведь это я вблизи плохо вижу. Доктор примерил мне разные стекла и дал такие, которые
Ну, в этом-то Черный не сомневается, он и сам может немало порассказать. Нет такого человека, чтоб не жаловался на докторов. Когда-нибудь, когда я стану важной персоной, непременно постараюсь выяснить, в чем тут дело.
А Черный шепотом спрашивает:
– Ты, верно, умеешь притемняться?
Молчу. Но он понял.
– Да ты соображаешь, что это такое, малыш? В пятнадцать лет ты видишь на целых три Взгляда и еще умеешь притемняться? Шутка сказать! А сколько Черных годами бьются, пока этому научатся! Я не хочу на тебя давить, малыш, но...
Он замолчал и смотрит на меня исподлобья. А я говорю:
– Куда это вы гнете?
– Не соображаешь, что ли? Раз ты Трехвзглядный и умеешь притемняться, тебя безо всяких примут в офицерское училище. Через три месяца получишь нашивки, а мое депо будет тянутья перед тобой и отдавать честь. Смекаешь?
И прибавил с горечью:
– А мне сколько уколов всадили, пока я стал видеть, как ты... И притемняться я могу только минуты на две, на три. А ты?
Я пожал плечами:
– На час, если надо.
– Ну да!
– восхитился он.
– На целый час? Как Жозиа? Совсем как Жозиа! Слушай, малыш, в двадцать лет ты будешь в Главном штабе Уполномоченного, это уж как пить дать!
Что бы он запел, если б знал правду! Притемняться на час? Как бы не так! Я притемняюсь уже сколько месяцев кряду... Ну да, больше года. Потому что боюсь своего света. Он так быстро растет, что я поневоле привык притемняться сразу, как проснусь, - и до тех пор, пока не лягу спать. Ну, конечно, не все время одинаково...
Вот поэтому никто и не знает, какой у меня на самом деле свет. К счастью. Меня и страх берет, и все-таки можно гордиться: свет у меня не хуже, чем у того типа, которого Черные сейчас ведут гасить.
Только я - не факел. Не такой я дурак!
Защитный шлем, как у Черных, вот что мне нужно. Под шлемом свет может расти сколько угодно, и не придется тратить силы на то, чтоб его притемнять и прятать. И я смогу наконец думать, размышлять, а не прикидываться мальчишкой.
Шлем Черного... Но если мой попутчик не врет, выходит, я могу добыть его в два счета!
– Вот оно!
– говорю себе.
– Я выиграл! Не слишком себя выдал и заполучу шлем, и моего света не будет видно...
Тут я заметил, что Черный не сводит с меня глаз и как-то странно усмехается.
– Что, брат, ты бы не прочь, а?
– Да, - отвечаю.
Не слишком громко, неохота, чтоб
– Слушай, - вполголоса говорит Черный.
– Меня зовут Сенсина, я всего-навсего командир отделения. Если когда-нибудь ты сможешь мне посодействовать...
Вот тут я впервые убедился, что он вовсе не шутит и не дурачит меня.
Я ничего не ответил, только подмигнул.
Он явно обрадовался.
– Как погасят этого, сразу пойдешь со мной. Я хочу, чтоб ты попросился в офицерское училище при мне. На родителей, знаешь, положиться нельзя. Это такой народ, на три четверти - выродки, воображают, что миром будут править Светы!
Мы ускорили шаг и стали догонять остальных. Мой спутник показал мне на арестанта - тот со своим крестом на спине упал уже шестой или седьмой раз.
– Представляешь?
– сказал мой Черный.
– Чтоб такая размазня правила тысячами стоющих людей!
Я с ним согласен. Эти Факелы разве люди - позволяют себя мучить и даже не отбиваются! А этот особенно! Сам не знаю, почему я так подумал, что-то в нем есть такое - не похож он на человека. Так что, хоть я и не ответил Черному, на этот счет мы с ним думаем одинаково. Вы, Факелы... если вы хотите что-то в мире изменить... даже не управлять им, а сделать его не таким, как теперь... надо действовать по-другому. Больше года назад, с тех пор, как я стал обуздывать свой свет, я понял: люди - подлые, и ленивые, и глупые, и жадные... Да что там, можно еще много всего насчитать. У людей полно всяких качеств только не те, на которые они молятся в своих храмах, там все ложь и притворство.
Потому-то я столько месяцев скрываю свой свет и по-прежнему говорю и веду себя как мальчишка.
Пока мы с Черным толковали о разных разностях, мы порядком отстали, и, когда поднялись на вершину холма, другие Черные уже принялись гасить Факел.
Мой Черный сказал мне:
– Такой способ мы пробуем в первый раз. Обычно так поступали только с ворами, разбойниками да с теми, кто оскорбил Генерал-Уполномоченного. Ты малый смекалистый, в духе нашего времени, сейчас увидишь, как это забавно.
Может, оно и забавно, но сперва мне стало не по себе, и я насилу уменьшил свой свет. Не так-то легко притемняться без передышки, когда ты по-настоящему взволнован.
Черные воткнули крест стоймя между трех каменных глыб и теперь прибивали к нему арестанта. Прямо гвоздями. Ноги - к столбу, руки - к поперечине. И тут мне смутно вспомнилось: когда-то я уже видал что-то похожее - но где? Когда?
А этот не орал и не выл. Только жалобно стонал. Не знаю, откуда Черные взяли такие огромные гвозди. Может, таскают в карманах на всякий случай... Но молотка у них нет, заколачивают гвозди прямо камнями. Нет-нет, кто-нибудь промахнется и как стукнет этого типа камнем по руке, по пальцам...