Мальчик
Шрифт:
— Синити, я занял первое место, — не стал я скромничать. — Надеюсь, ты тоже постараешься.
— Думаю, не получится. — Он сразу скис.
Когда дело доходило до него самого, он предпочитал отмалчиваться или как всегда был немногословен.
— Пора перекусить, — напомнил я ему и направился к своим одноклассникам, чтобы оповестить всех о самочувствии Пустоголового.
Заключительным мероприятием первой половины дня явилась эстафета между вторым и третьим классами. Мы с Ютакой, преисполненные гордостью друг за друга, доказали свою исключительность
— Мам, ты видела? Ты видела, какой я у тебя? А знаешь, почему я такой быстрый бегун? — расхвастался я.
— Прекрати молоть чепуху. Ешь давай. Ты, должно быть, сильно проголодался. Вот тебе рисовые роллы, — сказала она с напускной строгостью, затем повернулась к женщинам, сидевшим рядом, и сказала: — Этот доставляет мне столько головной боли. Мальчик физически силен, но, по всей вероятности, так и никогда не повзрослеет.
Я был на седьмом небе от счастья, услышав о себе подобный отзыв.
Потом к нам присоединился Синити.
— Синити, вот грамота и записная книжка твоего брата за первое место. Тебе следовало бы тоже постараться выйти в призеры.
— Мам, не надо быть такой навязчивой, — заметил я с легким раздражением.
— А ты, Мамору, сиди и тихо ешь. Твой брат сегодня себя чувствует неважно. Ну, как ты, Синити? — спросила мама с сочувствующим видом.
— Плохо. Что-то мне нездоровится, — насупился он.
Я задался вопросом, что же происходит и почему они вот так бьют поклоны друг перед другом.
Затем мама снова обратилась к соседкам:
— А старший — настоящий умница, но здоровье подкачало.
Я почувствовал укол самолюбия, решив, что они ведут себя по отношению ко мне несправедливо. Чтобы не взорваться при посторонних, я в отчаянии затолкал в рот рисовые роллы.
— Синити, я знаю, что твое выступление следующее. Но думаю, тебе не стоит так выкладываться, поэтому ешь, сколько захочешь, — сказала мама.
Синити кивнул и, следуя моему примеру, стал набивать рот едой.
Незадолго до начала дневных соревнований хлынул ливень. По обыкновению у нас ливневые дожди приходят как незваные гости жаркими летними вечерами, чтобы напоить стосковавшуюся по влаге землю, а тут на дворе стоял октябрь.
Я сидел и переживал за исход эстафеты. Мне не хотелось услышать объявление об отмене праздника, которое бы меня обязательно разочаровало. Бросив беглый взгляд в сторону Синити, я заметил, как мой брат широко улыбается, видимо радуясь резкой перемене погоды и лужам на треке.
— Чему ты улыбаешься, хотелось бы знать? — пристал я к нему.
— Да так. Просто приятно смотреть на такой проливной дождь. А ты знаешь, какое-нибудь выражение, чтобы
— Почему я должен это знать? — удивился я.
— Ну, тогда я тебе скажу. Например, в ракуго — анекдотах по-японски — его называют «дождем как из ведра», в романах — «дождевым покровом», а в поэзии про такое говорят: «необузданный дождь»…
Синити говорил с чувством, проникновенно. Однако его воодушевление никаким образом не сочеталось с моим угнетенным состоянием. В глубине души я проклинал этот дождь.
— Синити, выходит, что «необузданный дождь» помогает тебе отлынивать от участия в кроссе?
— Да нет же, глупец. «Необузданный дождь» означает…
Но как только Синити открыл рот, чтобы объяснить мне всю прелесть художественных средств языка, как дождь ослаб в считанные минуты, и небо полностью прояснилось. Мягкие лучи солнца осветили беговые дорожки, подсушивая мелкий гравий. Хотя я переживал за судьбу Пустоголового, но все-таки испытал мимолетную радость, что день спорта и здоровья не сократили из-за неблагоприятных погодных условий. Я улыбнулся брату и сказал:
— Синити, похоже, мы можем продолжить праздник.
Но все, что я от него услышал, было невнятное «заткнись».
В конце концов настало время для забега на дистанцию восемьдесят метров, в котором числились участниками и Синити, и Болван.
В других мероприятиях меня не задействовали, поэтому я, усевшись рядышком с мамой, полностью сосредоточился на зрелище. Хотя по всему треку кое-где еще виднелись небольшие лужицы, — летом они, безусловно, испарились бы гораздо быстрее, нежели осенью — но все-таки, казалось, не представляли большой угрозы для соревнований. И как только из громкоговорителей, оглашая окрестности, донесся бравурный марш, в рядах участников следующих забегов произошло оживление. Обильно смоченное дождем поле снова пробудилось к спортивной жизни.
— А теперь, — донесся из рупора голос комментатора, — мы начинаем соревнования в беге на дистанцию восемьдесят метров. Поприветствуем аплодисментами участников эстафеты из шестого класса.
Сотни глаз устремились к воротам.
— Мама, это же Синити! Синити! Давай, Синити! Не подкачай!
— Я вижу. Что за переполох ты устраиваешь? Просто сиди тихо и смотри! — сказала мама, оценив серьезность момента.
Ее эмоциональный настрой был настолько высок, как впрочем, и у меня, что она тоже подалась вперед и от души захлопала в ладоши.
Синити почему-то пригласили в первую группу участников кросса. Болван же должен был бежать после выступления трех групп. Пять его других соперников усиленно разминались, резво подпрыгивая на месте, встряхивая при этом то руками, то ногами. Один лишь Синити, окинув отрешенным взглядом густую синеву неба, проявлял убийственное спокойствие.
— Синити нужно размяться. Клянусь, он до сих пор думает о дожде, — угадал я его настроение.
— Угомонись ты и смотри! — оборвала меня мама.