Мальчики с железных караванов
Шрифт:
Проводы
Илья был старшим сыном литейщика [5] Черноисточинского завода [6] Николая Швецова. Отец Фёдора Густомесова работал приказчиком на Выйском медеплавильном заводе [7] , а Иван Сохнин был сиротой, отец которого погиб во время весеннего сплава «железного» каравана по горной реке Чусовой.
Подростки, выйдя из здания школы, отправились каждый в свой поселок. Иван побежал к бабке Лукерье, которая
5
Сталевара, металлурга.
6
Черноисточинск – завод-поселок. Сегодня – один из районов города Нижнего Тагила.
7
Выя – один из районов Нижнего Тагила.
Ванька рассчитал правильно: бежать к дедушке на заимку нельзя. Во-первых, далеко и долго, а во-вторых, он может быть на охоте. Что толку сидеть его и ждать в пустой избе – охотник иногда по несколько дней ночует в тайге. Ванька решил бежать в господский дом, где кухарила бабка Лукерья. Ей он всё расскажет, а уж она передаст всё деду.
Мальчишка стремглав пересек двор, чтобы не попасться никому на глаза из служащих – рудничных или заводских. В обед и ужин они приходили сюда не только поесть, но и переброситься последними новостями и поиграть в шахматы.
Стряпуха Лукерья, в просторной рубахе, заправленной в длинную юбку, стояла у печи, вытирая фартуком капли пота, катившиеся по раскрасневшемуся полному лицу. Увидев внука, чуть не уронила на ноги сковороду, на которой пекла блины. Ведь ученикам Выйской школы категорически запрещено было уходить домой.
– Случилось что?
– Баушка, я предупредить пришел.
Лукерья гусиным перышком смазала сковороду маслом, налила половником жидкую массу и поставила на печь. Только теперь она могла оглянуться на внука.
– О чем? – Ей хотелось обнять своего ненаглядного Ванечку, расспросить подробнее, что случилось, но наверху, на втором этаже, господа ждали блинов к чаю, и она не могла ни на минуту отвлекаться от плиты. Скоро придёт горничная, чтобы тарелку с горкой блинов унести наверх. Двухведерный самовар уже унес истопник.
Всё-таки Лукерья уличила момент и на сковороду поменьше плеснула блинной массы, испекла угощение внуку, быстро переложила на тарелку:
– Угостись пока. Погодь, Ванюшка, маненько. Вот с блинами управлюсь и поговорим. А ты пока говори, я слушаю.
Ванька, набив рот едой, замолчал. А свободными руками налил себе кипятку из старого кухонного чайника, плеснул морковной заварки. Он часто раньше бывал у бабушки на кухне, и хоть прошло несколько лет, как его забрали на учёбу, в бабушкином хозяйстве ничего не изменилось – всё стояло, как прежде, на своих местах.
– Нас, баушка, в Петербурх отправляют: меня, Илюху и Федьку. На караванах сплавлять будут.
Услышав новость, Лукерья от испуга чуть не выронила сковороду, запричитала:
– Ой, лишенько, беда-то какая! А за что ж вам наказанье такое? Чего вы натворили?
– Баушка, мы не натворили. Господин Демидов велел лучших послать. А мы – лучшие! Нас отпустили домой попрощаться.
Бабка, причитая, снова занялась блинами, а Ванька в тепле кухни, да после еды сомлел. По телу разлилось тепло, и он заснул прямо за столом.
Пришёл ужинать заводской кучер Силантий. Как и положено заводскому кучеру, он все новости узнавал одним из первых. Так что, увидев спящего лукерьиного внучка, не удивился, только сочувствующе спросил:
– Малец попрощаться пришел?
Лукерья, не поворачивая потного лица от русской печи, только вытерла слёзы фартуком, положила на тарелку кусок жареного мяса, картошечки, посыпала горкой зеленого лука, молча поставила перед Силантием. Тот, отрезая от ржаного каравая ломоть хлеба, как мог, начал утешать:
– Ты погоди, Лукерья, слёзы лить. Его же не на вовсе отправляют. Вон как Беловы-то приказчики поднялись, власть какую над заводскими забрали, а ведь все в заграницах проучились…
– Так у них папка с мамкой-то были, было кому защитить да посодействовать… А мы-то с дедом что можем? А-а, – Лукерья с отчаянием махнула рукой… – Ладно, чего уж, надо собрать Ванюшку, чем бог послал. Возьмёшь его к себе ночевать?
Кучер увел Ваньку спать на сеновал. В тепле, в дурманящем запахе сена Ванька проспал до полудня. Проснулся от того, что его желудок недовольно бурчал от голода. Побежал на кухне к бабке Лукерье – умываться и питаться. Она его уже заждалась:
– Я тут тебе еды кой-какой собрала – сухарики, да сахару кусочков, да хлебушка с картошечкой, да пирожков с луком. Бабка сунула ему маленький узелок из ситцевой тряпицы, завязанный крест-накрест. – Знаю я, как вас там голодом морят.
…Шаньги с картошкой, ещё теплые, утренней выпечки, были так вкусны, что Ванька, поглощенный едой, мог только мычать, показывая бабке, что её слышит. А Лукерья всё говорила и говорила:
– Хоть поедите нормально. А тут вот я тебе всякие травы лечебные положила – от кашля, если простудишься, от лихорадки – видишь? Всё подписано…
Проглотив очередной кусок, Ванька ответил:
– Баушка, да знаю я и так. Дед учил…
Ванька у деда прошёл хорошую выучку: знал повадки разных зверей, умел метко стрелять, разбирался в травах и владел секретами приготовления из них разных отваров и мазей.
– С дедом-то я не попрощался! – сокрушался мальчик. Лукерья пообещала:
– Деду я передам весточку – с оказией. Думаю, он тебя на пристани найдет, в Усть-Утке.
…Дед Ваньки – Аверьян был охотником-промысловиком: бил куницу, соболя, белку. Сдавал шкурки в контору, получал деньги, и на это кормил семью. Когда-то семья была большая: жена, сын, невестка, внучок Ванятка. Сын по стопам отца не пошел. Тем более, что за зверем приходилось уходить в тайгу всё дальше и дальше: демидовские заводы расширялись, древесного угля для них нужно было всё больше, и лес для них вырубался, всё дальше тайга отодвигалась от посёлков, и зверь уходил вместе с ней. Отец Ванятки Григорий зимой он работал на судоверфи в Усть-Утке, а весной сплавлял барки по Чусовой. Во время одного из сплавов Григорий и его жена, нанявшаяся стряпухой на караван, погибли, оказавшись после крушения барки в водовороте у бойца на Чусовой. С тех пор Ванька боялся воды, а Лукерья с Аверьяном стали воспитывать внука одни. Когда мальчику исполнилось 11 лет, заводские приказчики выбрали его для учебы в выйской школе. Видеться Ванька с родными мог только по выходным.