Мальчишка ищет друга
Шрифт:
— Если бы не капитан Нейкодим, — рассказывала бабушка Розалия соседкам, — я с внучкой давно бы померла с голоду…
В Будапеште дядя Никодим находился до окончания войны, а потом стал собираться домой. По профессии он был не военным, а геологом.
— Мы вас, капитан Нейкодим, никогда не забудем, — говорили венгры. — Когда бы вы ни приехали в Будапешт, всегда будете нашим дорогим гостем.
Среди провожавших было много знакомых людей, только бабушку Розалию дядя не видел и даже забеспокоился: может быть, с бабушкой какое-нибудь несчастье приключилось?
Но
— Капитан Нейкодим, сынок! — закричала старуха. — Возьмите, пожалуйста, на память о бабушке Розалии вот эту птицу. Это — Петер, очень хорошая птица…
Вначале дядя Никодим растерялся. В самом деле, что ему было делать с попугаем? Но отказаться он не мог: не хотел обижать бабушку Розалию.
— Спасибо, бабушка Розалия, за этот прекрасный подарок, — сказал дядя Никодим. — Я буду заботиться о Петере.
Петер, которого ещё в пути переименовали в Петьку, действительно оказался очень умной и забавной птицей. Вначале Петер говорил только по-венгерски.
— Ходь ван? — вежливо интересовался он по утрам. (То есть: «Как вы поживаете?») Потом любезно сообщал: — Аз эн невем Петер… Петер…
Это означало: «Моё имя Петер»…
Но скоро он привык к новому имени и после венгерского «как вы поживаете?» сообщал:
— Я — Петька… Петька…
Дядя извинялся за Петьку:
— Вы уж простите его за плохое произношение. Всего несколько дней, как изучил русский язык…
Некоторое время дядя пожил у сестры — Тошкиной мамы, потом уехал в геологическую экспедицию. Ясное дело, он не мог взять с собой Петьку в экспедицию и оставил его сестре. Заботиться о Петьке стал Тошка. Пожалуй, с этого и началась Тошкина любовь к птицам и всякому зверью. И Петька отвечал другу преданностью и любовью.
По утрам, увидев, что Тошка проснулся, Петька радостно кричал:
— Ура! Ура!
Кто его этому научил, неизвестно.
Когда Тошка собирался уходить, он говорил попугаю:
— Ну, Петька, я пошёл.
— Здравствуйте! — отвечал вежливый Петька.
И Тошка души не чаял в своём пернатом друге, любил его и холил.
Почему Тошка бросил школу
В Тошкиной комнате, плохо проветриваемой, стоял тяжёлый запах, но для Шуры часы проходили здесь, как минуты. Если бы не школа и не мама с её неиссякаемой любовью к пятёркам, Шурка все дни проводил бы среди полюбившихся ему зверюшек. Да и с Тошкой он подружился.
Очень нравилась Шурке необыкновенная вежливость Тошки. Другой парень, обладая такими богатствами, зазнался бы, смотрел бы на всех свысока, а Тоша — ничего подобного. Он со всеми был вежлив, при всяком удобном случае говорил «извините» и даже Шурке говорил «пожалуйста», если просил почистить клетку морских свинок или налить молока ежам.
В этом Антон видел
— Ласковые телятки сосут по две матки, а бодливому ни одна не даётся. Если ты не хочешь иметь врагов, будь со всеми вежлив и ласков.
— Даже с теми, кого я не люблю? — вначале удивлялся Антоша.
— Даже с врагами, — говорил отец. — Коли птицу ловят, так её сахаром кормят. Можешь поучиться у меня, Антон. Ни один мой сослуживец не скажет, что Савелий Петрович Пугач плохой человек. Почему? Да потому, что и я со всеми хорош. А в действительности иные сослуживцы противны мне так, что и смотреть на них тошно, не то что улыбаться… Это очень важно, Антон, быть со всеми вежливым и ласковым.
Мать возмущалась:
— Чему ты учишь ребёнка, Савелий? Так, сынок, жили люди, когда человек человеку волком был, — пояснила она, с тревогой приглядываясь к сыну, — а теперь, слава богу, другие времена…
Вначале Тошка не слушал отца. В самом деле, рассуждал Тошка, почему он должен быть вежлив и любезен с Петькой Дышняком, если тот дразнит его «Крысой» за белых мышей? Почему нужно быть ласковым с Вовкой Козельцом, если тот противный скареда и потихоньку от одноклассников ест конфеты «Золотой ключик»? И Антон не скрывал своей неприязни к Петьке Дышняку и Вовке Козельцу.
Но вскоре, — Антоша сам не заметил, как это случилось, — он начал следовать советам отца. Может быть, потому, что всё-таки он любил его. Теперь, когда Петька Дышняк называл его Крысой, Тошка уже не отвечал ему, как раньше: «От Сосиски слышу», а предлагал: «Хочешь, я и тебе могу дать парочку мышей». И дал. А Вовка Козелец до того был растроган вниманием Тошки, что потихоньку стал и его угощать «Золотым ключиком». И Тошка пришёл к выводу, что отец прав.
А вот к матери отец относился далеко не ласково.
— Это борщ? — спрашивал он, брезгливо отодвигая тарелку. — Собачья похлёбка, а не борщ…
— Ты бы хоть при нём стыдился, — тихо говорила мать, кивая в сторону Тошки.
Но отец не стыдился, с грохотом отшвыривал стул и отвечал:
— Сын мой тоже не щенок, чтобы кормить его такой дрянью. — И медовым голосом обращался к Тошке: — Пошли, сынок, в ресторан, там не подадут такой похлёбки…
Тошка, конечно, не отказывался. В ресторане всегда было веселей обедать. Только вот больно было смотреть на мать, когда, уткнувшись лицом в ладони, она тихо и жалобно всхлипывала.
Но постепенно Тошка стал привыкать к слезам матери, они уже не очень трогали его, и он стал думать, как отец: поплачет и успокоится.
Однако мать не успокаивалась, с каждым днём она всё более чахла, лицо избороздили преждевременные морщины, а в её чёрных красивых косах, которыми раньше он любовался, появилась седина.
Ссоры с матерью происходили у отца и на другой почве. Отец всегда одевался с иголочки, часами просиживал за журналом мод, внимательно изучая покрой костюма, куртки или пальто.