Маленькая девочка. Обретение семьи
Шрифт:
– Хочешь, мы тебя удочерим? – спросил новый… Папа. А я его в ответ спросила, он улыбнулся. А мальчик оказался Германом, он слышал, что я спросила и, кажется, хотел заплакать.
– А можно не удочерять? – спросила я и сразу же объяснила. – Ну как бы понарошку, я тогда буду представлять, что Герман мой жених и у меня будет будущее.
– Тебе нужен жених для будущего? – спросила улыбавшаяся мама.
– Ну, если есть жених, – рассказала я свои мысли. – Тогда когда-нибудь будет семья… Я знаю, что все равно умру, но просто
Мама заплакала и разрешила, а Герман обнял меня и рассказывал, какая я хорошая. Было так тепло-тепло, что прямо невозможно как. У меня совсем не было слов, а только слезы. В этот день я много плакала, больше, чем, кажется, за всю жизнь. За обедом оказалось, что силы воли у меня мало и от боли льются слезы. Папа меня даже наругал немножко.
– Нельзя терпеть боль, – сказал он, погладив меня. Я была готова к тому, что он уже ремешком, а он гладил и ругал так мягко, что опять хотелось плакать. – Если больно, нужно сказать.
– А ты меня психиатру не отдашь? – спросила я, потому что… ну… – Не надо психиатру, пожалуйста.
– Бедный ребенок, – обняла меня мама. – Что же ты пережила…
– Никто тебя не отдаст никакому психиатру, – я заметила, что от этого слова Герман сильно побледнел, наверное, он тоже боялся того обманщика, а папа рассказывал, что он поможет сделать так, чтобы не болело. И я поверила, конечно. А Герман взял ложку из моих дрожавших от боли рук и начал меня кормить, как маленькую. Кушать не хотелось, но я же послушная…
– Давай еще немножко покушаем, – сказал мне мальчик. – А потом будешь отдыхать, а я пока уроки сделаю.
– А можно и я с тобой? – я попросила, как могла жалобно, и мой «жених» согласился. Он совсем не возражал против того, чтобы быть женихом. Я его даже спросила, почему, а он сказал:
– Ты чудо, – и погладил по голове так ласково, что я зажмурилась от удовольствия.
Ой, забыла, оказалось, что мне десять лет и до страшной академии еще почти год. А в зеркале я не похожа на Марьяну, вот совсем. Значит, точно умерла и стала новой. В книжках было про такое, не помню, как называется. А академия в книжке была, ну я и подумала, что, если фамилии такие же, значит я в книжке, правильно?
Герман сел делать уроки, а я подкатилась поближе, чтобы не мешать, но тоже что-то делать. Он положил передо мной книжку по истории и строго-настрого наказал ему не мешать. Поэтому я читала историю и не мешала, вообразив себе, что если я ему помешаю, то он сильно расстроится, а расстраивать своего «жениха», пусть даже и понарошку, но все равно не хотелось. Он решал пример, что-то не получалось, отчего Герман расстраивался. Заглянув в тетрадку, я почти сразу увидела, что в самом начале он минус на плюс перепутал, у меня тоже так бывало, поэтому я и увидела. Я сидела и мучилась, Герман тоже мучился, поэтому я и не выдержала.
– Герман, – тихо сказала я ему, потрогав за рукав. – Можно я тебе немножко помешаю, а ты меня за это побьешь?
– Ох, – сначала мальчик рассердился, но потом, услышав, что я предлагаю, просто обнял и прижал к себе. – Котеночек ты мой, – это было так нежно, что я всхлипнула. – Что случилось у моей хорошей? – Герман был как будто намного старше меня, мудрый и такой добрый, он просто вызывал желание плакать от этой ласки.
– Ты тут минус с плюсом перепутал, – осторожно показала я и сразу же зажмурилась от страха.
– Спасибо, котеночек, – мягко поблагодарил меня мальчик и погладил, отчего глаза сами открылись. Почему-то он совсем на меня не сердился, несмотря на то что я ему помешала.
А потом он быстро доделал уроки и начал спрашивать меня по истории, ну, то, что я прочитала. Где-то в середине стало почему-то страшно, а Герман это как-то почувствовал, перестал спрашивать, хотя я уже ожидала, что он начнет меня ругать, потому что я половину забыла. Но мой «жених» как-то почувствовал, отложил книжку и принялся меня обнимать, а потом уложил в постель и хотел уже было уйти, но я посмотрела так жалобно-жалобно, что он остался.
За ужином я опять не могла поесть сама, меня Герман покормил, а папа хмурился. Мне стало немного страшно, если бы не памперс, то я, наверное, описалась бы, но новый папа все предусмотрел, и я просто… ну…. Папа сказал, что после ка-те-те-ра многие писаются и ничего страшного в этом нет, подгузник – это для того, чтобы мне было комфортно и я не плакала. Было так странно, оттого что кому-то есть до меня дело. Папа еще сказал, что он будет думать, как мне помочь, а я немножко боялась.
Когда я была Марьяной, меня наказывали по вечерам, поэтому и сегодня я без напоминания подъехала к папе и с трудом полезла на его колени животом, чтобы он мог меня наказать, ведь я очень провинилась. Папа даже не понял, что я делаю, он сильно удивился.
– Что ты делаешь, доченька? – удивилась мама, пока папа придерживал меня руками, чтобы не упала.
– Ну, я провинилась сегодня, – отдуваясь, объяснила я маме. – Значит, мне положен ремешок, – оглянувшись, я увидела, какие большие глаза у Германа. Он так удивился, а почему, я не поняла.
– А как ты провинилась? – спросила мама, что-то показав папе, который поднял меня и положил животом себе на колени. Юбку я задрала сама, а трусики, ну, которые подгузник, не получилось.
– Ну, я отвлекла Германа, потом не смогла сама поесть и еще… – я уже тихо ответила, потому что опять стало страшно. – Еще не все ответила…
– Герман? – удивилась мама.
– Рие, – «жених» как-то сразу начал меня так называть, а я не против, потому что очень нежно, – мне с примером помогла, а то, что не все запомнила по истории, так и не ожидал никто, – мне не видно было, что он делает.