Маленькая Гвинет в странном доме
Шрифт:
– Не думаю. Слишком опасно – вдруг людей чудом освободят?
– Вот и я так думаю. Свентон не настолько глуп. Скорее всего, мы освободили всех, кто пострадал от его рук.
– А кто-то сомневается?
– Гиацинта, – признался Эдмон. – Её муж исчез – говорят, бросил её, – десять лет назад, но, узнав о пленниках часов, она обрела надежду. Похоже, она все ещё любит его и мечтает простить.
– Тётя Гиацинта была замужем? – искренне поразилась Гвинет. – По – моему, она только придаток тёти Гвендолен, а не личность!
– Это обманчивое впечатление. В молодости она была
– И чем эти книжки помогут тебе найти мужа тёти Гиацинты?
– Это хроники Дома. Как раз десятилетней давности. Пытаюсь понять, что тогда случилось необычного. Но, похоже, бедолага Дункан просто сбежал, не вынеся гнёта семейки. Хотя он из Семьи, не слишком отличающейся по традициям от нашей, должен бы привыкнуть.
– Ясно, – вздохнула Гвинет. – А тётя Гиацинта правда была красивой?
– Показать её портрет?
– Про фотки слышали?
– Техника не работает там, где бьют магические источники. Здесь нет электричества, освещение работает от магии источника. Так показывать портрет?
Похоже, Эдмон только и мечтал сменить занятие, так что Гвинет кивнула. Да и любопытство никуда не делось. Как же выглядела в молодости невзрачная белобрысая тётка Гиацинта? Такая же серая мышь или все же красотка?
На портрете тётя оказалась яркой блондинкой с сияющими глазами цвета морской волны. Маленькая и хрупкая, но при этом стройная и пропорциональная, она казалась дорогой фарфоровой куколкой, в которую мастер вложил всю душу. Узнать в этой яркой женщине ту, что теперь ходила следом за старшей сестрой и боялась говорить без её разрешения, было практически невозможно.
– С ума сойти, – только и выговорила Гвинет, разглядывая портрет. – А тётя Гвендолен?
Та тоже оказалась очень красивой в молодости женщиной. Но даже тогда на её правильном лице проглядывало выражение вечного недовольства, уже хорошо знакомое Гвинет.
– А какой из этих портретов – мужа тёти Гиацинты? – Гвинет разбирало любопытство. И это при том, что она терпеть не могла разглядывать старые семейные фотографии отца.
– Сейчас посмотрим… Да вот он! – Эдмон показал рукой на изображение привлекательного темноволосого мужчины лет тридцати пяти.
– Симпатичный, – признала Гвинет, разглядывая портрет. – Они, наверное, были красивой парой. Почему же он сбежал? Жаль, портреты не говорят…
Девочка коснулась рукой холста. Ладонь пронзила острая боль.
Гвинет отдёрнула руку.
– Да что же у вас все вещи такие травматичные! – возмутилась девочка, зализывая очередную ранку.
– Травматичные? Странно у тебя проявляется твоя сила, Гвинет, – Эдмон, похоже так и не мог определиться, на «ты» он с Гвинет, или на «вы» то и дело сбиваясь, – но это явно её признаки! Значит, на портрет наложены чары, и сильные. Но кому понадобилось зачаровывать холст и краски?
– Мне-то откуда знать?
– И вы не хотите узнать? – снова вспомнил о вежливом обращении он.
– Снова резать руку???
– Боюсь, что да, – Эдмон достал из кармашка на поясе небольшой ножик – шпагу он на этой раз не взял.
– Эдмон,
– Я не желаю, чтобы в моем доме творились непонятные мне вещи, – глаза юноши сверкнули сталью.
– А вот меня это не касается! – Гвинет демонстративно отвернулась и сделала шаг вперёд, надеясь на здравомыслие Эдмона. Но раздавшееся сзади злое шипение заставило её обернуться.
Юноша, уже успевший порезать руку, касался ею портрета, а из холста, шипя, высовывались головы змей.
Гвинет ахнула и бросилась на помощь.
– Назад! – крикнул Эдмон. – Ты безоружна!
Змеи высовывались все дальше, пара из них уже обвивала юношу… и затягивала его в портрет.
Гвинет растерялась. Безоружна. Что же ей делать? Звать на помощь? Да родственнички только рады будут избавиться от Эдмона!
Юноша почти исчез в портрете, когда Гвинет услышала странный голос в своей голове:
– Ты готова принять меня?
– Если это спасёт Эдмона, то да! Быстрее!
– Закрой глаза. И ничего не бойся.
Гвинет повиновалась. Она понимала: происходит нечто странное, но человеку рядом с ней грозила смертельная опасность, и времени на раздумья не оставалось.
Словно дуновение ветра прошлось по коже девочки. На миг стало зябко, но тут же холод сменился теплом. И в голове Гвинет появилось знание.
Подняв правую руку, Гвинет произнесла звучащие в голове слова, и змеи осыпались мазками краски. Эдмон со стоном вывалился из портрета. Но Гвинет знала: часть змей ещё там, прячется внутри, и потому подошла к портрету ближе. Рука девочки светилась, и этот свет разрушал картину. Новые и новые змеи рассыпались сухой краской, и вот уже портрет – не портрет, а пустая рама, в которой сидит усталый скорчившийся человек. Его сходство с прежним изображением не оставляло сомнений – это и есть пропавший Дункан.
– Невероятно, – выдохнул Эдмон. – Кто из нашей семьи мог такое сделать?
Человек поднял голову.
– Мы настоящие, – торопливо сказала Гвинет. – Не галлюцинации. Мы вас освободили.
– Благодарю, – тихо сказал Дункан и попытался неловко вылезти из рамы. Эдмон бросился помогать.
– Кто это сделал? – Эдмона интересовало только это.
– Гвендолен, – горько усмехнулся Дункан. – Я мешал ей контролировать жизнь сестры. Хотя, возможно, она просто завидовала нашему с Гиацинтой счастью… Не знаю я её причин, знаю лишь, что однажды Гвен потребовала от меня уйти, исчезнуть из жизни Гиацинты. Я не согласился, и тут появились змеи. А потом я ничего не помню – только боль, одиночество, страх… И вот появились вы.
– Но Гвендолен практически не владеет магией! – воскликнул Эдмон. – Неужели она решилась на договор?
– Ты о чем? – Гвинет его не понимала. Слишком мало она знала.
– Неважно, – отмахнулся Эдмон. – Кстати… А как тебе удалось спасти нас?
Пришлось рассказать.
– Источник сам пришёл тебе на помощь, – со смесью опаски и восхищения воскликнул Эдмон, выслушав рассказ. – Такое случалось, но лишь с очень достойными людьми.
– А я, по-твоему, недостойная? – обиделась Гвинет.