Маленькая ночная музыка
Шрифт:
— Глупая шутка! — Маркова отдёргивает свою руку. — Не умеешь ты притворяться остроумным, ясновидец, провалишься!
Она переводит взгляд на лицо Аввакума.
— Слышите, какие глупости он изрекает?
— О! — подхватывает Аввакум. — Не пугайтесь, он просто шутит.
— Мне — пугаться?
— Покажите, пожалуйста, вашу левую руку!
Покуда она колеблется, продолжать ли ясновидческий сеанс — фарс начинает ей надоедать, — Аввакум, наклонившись, берет её левую руку и поворачивает ладонью кверху.
— По-моему, — начинает Аввакум, делая вид, что
Губы её улыбаются, хотя все ещё немного смущённо, благодарят. Женщине, лето которой в полном расцвете, но которая уже приближается к осени, далеко не весело, когда она так улыбается. И Аввакум целует ей руку, ту самую левую руку, которая как-то вдруг пробудила в его сердце острую и противную тревогу, целует, потому что ему грустно, — как-никак и он сам простился со своим летом и свыкается с осенью. В эту минуту дверь открывается, входит Вера, а за нею, как-то неуверенно и виновато улыбаясь, доктор математических наук Савва Крыстанов. В руках у Веры поднос с узорными фарфоровыми чашками, сахарницей с амуром на крышке и кофейником, который вместе с облаком пара распространяет приятный аромат. Аввакум спешит ей навстречу и помогает поставить поднос на стол и разлить в чашки кофе. Леонид Бошнаков и Маркова молча кивают новоприбывшему, не выказывая особенного дружелюбия, а Вера, занятая разливанием кофе, говорит ему, не оборачиваясь: «Да сядьте вы, сядьте!»
— Не беспокойтесь! Не беспокойтесь! — шепчет Крыстанов, робко поглядывая на Маркову, и плетётся в самый дальний угол гостиной.
— Ну-ка подождите! — Леонид Бошнаков догоняет его и кладёт руку ему на плечо. — Что ж это вы, как барсук, прячетесь от света, любезный?
В гостиной становится очень тихо; ложечка, которую Вера уронила на блюдце, производит ужасный шум. словно вылетевшее на тротуар окно.
— Что вам от меня нужно? — спрашивает Савва Крыстанов. Его лицо, несмотря на солидное золотое пенсне, выглядит смущённым и довольно жалким.
— Чтоб вы провалились в ад ко всем чертям! — говорит Леонид Бошнаков, не убирая руку с его плеча.
— Я ничем не заслужил такого проклятия… — Савва Крыстанов пытается улыбнуться. — Оставьте меня, пожалуйста!
«На нем старая обувь, — думает Аввакум. — Вот и каблуки чуть стоптаны с наружной стороны».
— Прежде всего, — замечает Леонид Бошнаков, — вам следовало бы представиться его милости. — Он указывает на Аввакума — Так поступают все воспитанные люди с чистой совестью, когда встречаются в чужом доме с незнакомым человеком.
— Ах, — Савва Крыстанов смущённо кивает. — В самом деле!.. — Он приближается к Аввакуму. — Извините! Я просто вас не заметил. Не обижайтесь на меня!
Аввакум сердечно пожимает ему руку и уверяет, что совсем не обижается и что, напротив, ему очень приятно познакомиться с таким видным математиком, и что не будь несчастья, постигшего этот дом, он бы радовался
— Да, — вздыхает Крыстанов, — в лице Теодосия Дянкова наша наука потеряла крупного учёного!
— Вам очень жалко его? — нарочито безразличным голосом спрашивает Маркова.
— Жалко ли мне? — Он передёргивает плечами и умолкает.
— Вам известно заключение медицинской экспертизы? — не отстаёт от него Маркова.
— Нет, — роняет Савва Крыстанов, глядя перед собой отсутствующим взглядом. — Но я предполагаю, каково оно.
— Ещё бы вам не предполагать! — Маркова презрительно поджимает губы.
— Почему? — спохватывается математик. — Впрочем, я не вполне понимаю вашу мысль.
— Она хочет сказать, чтобы вы не прикидывались дурачком! — объясняет Бошнаков, угрожающе покачивая головой.
— Видите? — Савва Крыстанов словно ищет у Аввакума помощи. — Они шутят надо мной. Им доставляет удовольствие шутить сегодня вечером!
Вера подносит кофе. Савва Крыстанов садится рядом с Аввакумом Опять становится тихо. Чересчур тихо.
— Доктор, — Маркова пристально смотрит на него. — Вы прольёте на ковёр, осторожнее! Ваша рука дрожит, будто у вас лихорадка!
— Боже мой! — Савва Крыстанов оставляет свою чашку, хотя кофе его недопит — Вы совершенно правы, — говорит он после короткого молчания, — как видно, я простудился на кладбище.
— Вам не следовало появляться на кладбище, — обращается к нему Маркова. Она говорит медленно, раздельно, ровным и холодным голосом. Лицо её кажется высеченным из мрамора, такими, вероятно, были лица властолюбивых, надменных, упивающихся своей славой древнеримских куртизанок — Вы должны были сидеть дома, а не являться на кладбище.
— Не могу понять, что вы хотите сказать, честное слово! — Савва Крыстанов беспомощным жестом разводит руками, затем кладёт их на колени и опять ищет глазами помощи у Аввакума.
— Видите, как беспокоятся о вашем здоровье, — улыбается в ответ Аввакум.
Его улыбка не ободряет математика, и тот опускает голову. В эту минуту Леонид Бошнаков начинает хохотать, не очень громко, но вызывающе нахально.
— Вы это надо мной? — Савва Крыстанов оборачивается к нему.
— Да, — говорит Бошнаков, нагло глядя на него. — Конечно, над вами. И сейчас я вам скажу, почему. — Он встаёт со своего места, приближается к математику и тычет пальцем в его галстук. — Есть здесь что-нибудь?
— Ничего нет, — говорит Маркова.
— А прежде здесь, на этом месте, была булавка. Глупая римская монета, которую уважаемый математик всегда таскал в галстуке.
— Странно! — Маркова всплескивает руками. — Что с вами случилось, доктор? Где же талисман?
— Вчера инспектора нашли его талисман чуть ли не возле трупа отравленного, — торжественно объясняет Бошнаков.
Снова становится тихо. Сейчас тишина кажется вовсе неуместной.
— Право, не знаю, как она попала туда, сам недоумеваю! — Савва Крыстанов упирается взглядом в носки своих ботинок. — Вчера утром я заметил, что её нет в моем галстуке.