Маленькая Обитель
Шрифт:
И что делал он в эти беспокойные дни? Чем занимался Воллар в то время, как экстремизм достиг апогея, когда возникали, распадались и снова создавались разные группировки, когда писали лозунги на стенах, быстро и точно, черной краской, когда разбрасывали листовки, брошюры. Что делал он, когда составлялись и поспешно размножались многословные тексты, привязанные к настоящему ради того, чтобы возвестить о будущем? Что делал Воллар, когда неподготовленные санитары кое-как помогали раненым, когда девушки с распущенными волосами с жаром окликали больших мальчиков, которые начинали обрастать волосами?
Я был в этой толпе Сорбонны, слегка опьяненный охватившей всех и переполненной идеями, жестами, голосами обстановке, свойственной ощущению многочисленного «мы». Разумеется, обманчивого «мы», но немыслимого совсем недавно.
Именно тогда передо мной появился Воллар. Почему же при этом мне стало настолько не по себе? В подобном круговороте постоянно встречались старые знакомые. Лица, выпавшие из поля зрения много лет назад, но возмужавшие и обновленные, вдруг выделялись среди тысяч других.
Он стоял на ступеньках, ведущих к часовне, опершись плечом о заклеенный плакатами пьедестал статуи Виктора Гюго. Одинокий, огромный, в бесформенной большой куртке, скрестив ноги, опустив голову, задумчивый и будто безразличный ко всему тому, что происходило вокруг него, Этьен Воллар читал, да, с таким же спокойствием, которое обрел бы на песчаной равнине или на побережье, он читал книгу, и в его огромных руках она казалась маленькой, но драгоценной.
Стоя таким образом на верхних ступеньках, он возвышался над всеми скоплениями людей, волнениями, какофонией слов. Живая статуя по имени Воллар, прислонившаяся к статуе писателя, ставшего невидимым. Воллар читал, таким, с книгой в руках, я видел его когда-то во дворе лицея. Читал и будто стоял у широко открытого окна. Высоко в горах. Или на берегу моря.
И находился где-то далеко, во внутреннем мире. А мы метались в мире внешнем, что было немного смешно. Я подошел, окруженный толпой людей, вознамерившихся занять Сорбонну.
С самого начала событий я по наивности был убежден в возможной правоте наших действий, в равновеликости переживаемых в то время дней с чем-то, что мы называли Историей, и вот потрясение, вызванное присутствием Воллара, вызвало во мне странный надлом, начинавший усиленно нарастать, соединяясь с другим, давним надломом и незаметно расширяясь.
Я наслаждался происходящими событиями. Но появление Воллара смутило меня, помешав вдруг принимать в них какое-либо участие. Что же случилось? Конечно, картинки наплывали, как дурная кровь: Воллар, вынужденный пересказывать под градом насмешек, Воллар, обреченный бегать до изнеможения, уколы циркулем, удары ногами, смешки. Украденные, разорванные книги. Выбрасывание из окна. Но дело было в другом. Под видимостью стыда скрывался пресловутый сон, в котором Воллар показал мне дупло дерева, заполненное книгами, желание читать так же, как он, открыть для себя то, что он вычитывал, и овладеть этим знанием, обнаружить скрытый смысл. И еще глубже скрытое удовольствие, которое я получил, наблюдая, как он до крови разбивает головы своих мучителей. Воллар, способный задушить, спокойно убить, но умеющий сдержаться так же спокойно.
В какой-то момент я оказался перед статуей Гюго, ниже
Я не смог ничего узнать, потому что по телу Воллара вдруг пробежала дрожь, как у большого животного, собаки-медведя, сфинкса-утконоса, и он посмотрел вокруг себя с немного печальным благодушием в то время, как очень красивая девушка спускалась по ступенькам, совсем рядом с ним. И он улыбнулся тогда той лучезарной улыбкой, которую я видел когда-то в моем сне. Мне стало ясно, что он видел все по-своему. Но так же, как существует позиция «стреляющий лежа», он смотрел с позиции «читающий стоя».
Затем Воллар спрятал книгу в карман своей куртки и медленно, рассекая толпу, направился к выходу, к охваченным волнением улицам квартала. Я и не собирался идти за ним. Осталась лишь неразгаданная тайна текста, который он читал с таким вниманием.
Во время этой лихорадочной весны Воллар появился еще несколько раз. Явления? Видения? Однажды мне показалось, что я узнал его вдруг, совсем рядом, в карнавальной толпе, только что занявшей театр Одеон. Воллар, стоящий в стороне и одновременно в центре события, как обычно читал, склонив голову, но тем не менее был удивительно внимателен. Крохи и цвета всего, что происходило, казалось, были втянуты, вовлечены в большую белую дыру книг, которые он носил повсюду с собой.
Явление? Галлюцинация? Нет, это был действительно он, человек с рыжими волосами и бородой, превосходящий на голову неизменную или случайно сбившуюся толпу людей. Когда Воллар поднимал глаза за своими толстыми очками, он, казалось, прощупывал взглядом лица, движения тел, наблюдая за ними чрезвычайно напряженно и с некоторым удивлением.
Вдруг среди шума голосов, управляемого бедлама этой толпы его позвал какой-то очень возбужденный юноша, ухитрившийся выступить в качестве президента собрания и временного организатора порядка в окружающем хаосе.
— Вот там есть товарищ, который просит слова! — кричит парнишка, указывая на Воллара, который ни о чем не просил, но, возможно, сделал какой-то двусмысленный жест.
Почему этот временный руководитель захотел вдруг дать слово Воллару, хотя десятки рук тянулись, а голоса пытались привлечь к себе внимание?
— Да, товарищ с рыжими волосами, вон там… Говори, друг!
Мне кажется, я помню, как сильно удивился Воллар, как он поднял голову, опустив свою книгу. Сотни взглядов обратились на него. Воцарилось нечто похожее на тишину.