Маленькая страна
Шрифт:
А потом он разорвал поцелуй и посмотрел на меня совершенно спокойно:
– И почему ты не соглашаешься?
– Анхен, - шептала я в сладкой истоме, - Анхен...
Он медленно провел по моим губам указательным пальцем и поинтересовался:
– Ты зовешь сейчас меня? Или только мое вампирское обаяние?
Вот ведь гад злопамятный! Резко дернулась от его руки:
– Отстегни меня! Мне давно уже надо быть дома!
– Сейчас пойдешь, - ремни он расстегнул, но с прохода не ушел, так, что выходить мне было некуда.
– Хотел сказать тебе две вещи напоследок. Во-первых, я, как ты видишь, отнюдь не жажду тебя убивать, что бы я не наговорил тебе
– Спасибо за столь подробную инструкцию, Великий, - если он хотел меня обидеть, то у него это почти получилось.
– Только по-моему, это не я за вами бегаю, а вы мне пройти не даете!
– Прости. Просто я видел, куда заводят излишне розовые мечты. Не сильно хочу повторить.
– В розовую ванну с воздушными пузырьками? Я помню, не стоит так беспокоиться.
– Светоч, как романтично. А я вот помню не розы. Я помню пальцы, которые не могут гнуться, потому, что вместе с венами перерезаны нервы и сухожилия. Помню кафельный пол факультетского туалета, ведро, в котором грязная вода перемешана с кровью. И я знаю, что когда пробуждается Бездна, растет не только число аварий. Растет и количество самоубийств. Спасти удается не всех. До свидания, Лариса. Более я тебя не задерживаю.
Он отошел в сторону, склонив голову в галантном поклоне. Я выскочила из машины пулей, мечтая избавиться от его общества немедленно. И ошарашенно остановилась. Мы были на крыше. Крыше моего дома, я даже в темноте узнавала окрестности. Но только как я буду спускаться? Все выходы на крышу наверняка закрыты на замок, и я сильно сомневалась, что у Анхена есть ключ.
– А я думал, ты спрыгнешь, - сообщил он мне.
– Так бежала. Кстати, юная дева, сумочку не вы потеряли?
Действительно, совсем забыла о своей сумке. И теперь она ехидненько покачивается на длинном ремешке, зажатом в кураторских пальцах.
– Как мне спустится?
– холодно поинтересовалась, протягивая руку за сумкой.
– Идем, открою.
Ключа у него не было. Он просто ударил по двери ногой, и вышиб замок. Придержал для меня дверь, какое-то время смотрел, как я спускаюсь по лестнице. А потом развернулся и ушел, избавив меня, наконец, от своего общества.
Но когда он ушел, из меня вдруг ушли и силы. Ноги подогнулись, и я присела на ступеньку, вцепившись руками в перила. В голове шумело, перед глазами мелькали какие-то пятна... Ну конечно, я ведь даже не обедала, а уж ужинать пора, а тут столько всего на мою бедную голову! Мог бы хоть до двери проводить, Великий и Всемогущий, как это у приличных людей заведено. А у приличных вампиров - нет, они только одежды рвут, да двери вышибают! И еще целуются со всеми подряд, а чего - сами напросились... При воспоминании о его поцелуях мучительно заныли губы, и все тело отозвалось сладкой истомой. И почти осязаемой тоской по его рукам, которые всегда были здесь, а вот теперь их нет, и совсем.
Да что же это! Решительно встала, собираясь продолжить путь, но меня тут же резко качнуло, и я судорожно вцепилась в перила, чтобы не улететь вниз по лестнице. Вновь опустилась на ступеньку. Дом у нас невысокий, всего четыре этажа, но я-то жила на втором, и как мне спуститься туда в таком состоянии с четвертого, не сломав себе шею, оставалось загадкой.
Какое-то время я сидела, прислонив лоб к прохладному металлу перил, пыталась собраться с силами, мыслями. Потом опять задремала. Очнулась от того, что меня трясла за плечо встревоженная соседка.
– Лариса, ты что здесь делаешь? Что случилось?
Изумленно оглянулась по сторонам, не сразу сообразив, где же это "здесь".
– А, нет, все в порядке, просто голова закружилась, я присела передохнуть и задремала... Я пойду, все хорошо, вы не беспокойтесь.
И, прежде, чем она успела еще что-то сказать или спросить, я стремительно побежала вниз по лестнице.
Перед собственной дверью немного отдышалась. Затем постаралась войти в квартиру максимально гордо и независимо.
– Лариса, ты где была?
– на шум в прихожую немедленно выдвинулась мама. Вот что ж ей книжку-то не читается?
– В библиотеке, - я равнодушно пожала плечами, торопясь снять пальто прежде, чем мама заметит, что у него не хватает пуговиц.
– Лариса, двенадцатый час ночи, какая библиотека? Я уже больницы и морги готовлюсь обзванивать!
Вот не было мне забот! Какие двенадцать ночи, полчаса, как стемнело... Ничего себе, вздремнула на лесенке. Конечно, учитывая, что с этой учебой последний раз я высыпалась никто уже не помнит, когда. Вот только про лесенку мне никто не поверит. А, пошло все...
– Мама, мне 18 лет, да мало ли, где я была! Тебе не кажется, что моя личная жизнь совершенно тебя не касается?
– Нет, не кажется!
– мамочка явно накручивала себя последние несколько часов, и теперь собиралась разразиться скандалом, - тебе ВСЕГО 18 лет, и, пока ты живешь с нами, ты обязана являться домой вовремя! Или хотя бы предупреждать, что задерживаешься!
– А так же с кем задерживаешься и где?
– усмехнулась я. Вот уж что тут кого-то совершенно не касается...
– Да! И я не вижу в этом ничего смешного! Должна же я знать, где мне тебя разыскивать, если что случиться!
– Знать и разыскивать - это очень разные вещи, знаешь ли. Дай я пройду. Мне надо переодеться, я есть хочу. Если тебе так уж надо с кем-то поругаться - ругайся с папой, там наверняка тоже найдется, к чему придраться. А я, в отличие от него, терпеть тебя не подписывалась!
Наверное, я была не права, не знаю. Может, мне надо было найти другие слова, за все извиниться, всех успокоить, всего пообещать... Но я была такой усталой, такой измотанной приключениями этого бесконечного дня. Мне хотелось простых вещей: поесть, выспаться, ощутить тепло и уют родного дома, а вместо этого на меня сходу набрасываются, как на главную преступницу этого столетия... В общем, я не чувствовала раскаяния. До сих пор не чувствую.
Мама что-то кричала. Что-то о том, что я живу на ее деньги, и на ужин пока не зарабатываю. А раз я смею так с ней разговаривать, то могу и близко к кухне не подходить - там нет ничего моего, а она со мной и крошкой хлеба не поделится, пусть я хоть сдохну от голода.
А я смотрела на нее, и вспоминала, как она толкала меня прямо в руки вампира, глядя на него безумными, преданными глазами. Она была не виновата, я знала это. Но это ничего не меняло. Она предала меня в тот день. И какие-то мои чувства к ней умерли, и я нечего не могла с этим поделать. Она не смогла меня защитить. И никогда не сможет. Так зачем тогда тут орать и размахивать руками, словно от нее хоть что-то зависит?