Маленькая женщина (Траектория птицы счастья)
Шрифт:
– Может, вернемся? – предложила я. Так, на всякий случай. Саша испепелил меня взглядом и проигнорировал столь дурацкую идею. Однако смутные сомнения не утихали и продолжали меня терзать. Поэтому вместо обеда (наших скорбных получасовых дыр в вызовах, которые назначаются диспетчером вне зависимости от нашего желания кушать) я упросила водителя довести меня до бабки. Картина, как я и чувствовала пятой точкой, уже спрогрессировала. Еле живая бабка отомкнула мне околицу и практически рухнула на услужливо подставленные руки. С трудом доволочив полуобморочную старушку до машины, я диагностировала острое пищевое отравление. По дороге, после уколов и капельницы Полину Ильиничну наконец вырвало, и она стала давать сумбурные показания.
– Это они! Они! Отравить
– Значит, вы ели грибы? – обрадовалась я, поняв, откуда ноги растут. Может, и в первый раз все разъяснилось бы, будь Большаковский повнимательнее. Но если вы кому-то пятнадцать лет колете тройку, и все так поступают, то переключиться сложно.
– Ела, – кивнула бабуля. В целом, не смотря на очевидность симптомов, мы с Максом проворонили отравление грибочками. Надо сказать, он мне потом только что руки не целовал за эту мою интуицию. Поскольку если бы бабка умерла, да еще при каком-нибудь повторном вызове, не миновать нам обоим вылета из родной конторы. Тем более что проступок гастарбайтера наказывается сразу, неумолимо и по полной программе. Но, как говорится, обошлось. Выжила бабка. Собственно говоря, после промывания желудка ее состояние неминуемо стабилизировалось, но пришла в себя она, уже имея в голове пару нетривиальных выводов. Первый, касательно грибов. Грибы действительно передала одна из племянниц, и хотя они были фабричного производства, и никак не могли быть специально отравлены, Полина Ильинишна раз и навсегда решила, что дурацкие дочери ее несчастного, ныне покойного брата имеют умысел на ее убийство. Не иначе как с целью завладения имуществом оной, включая сушки и половички. Во-вторых, что ей Бог послал знак в лице меня, пришлепавшей обратно и спасшей ее от неминуемой гибели. Сколько я ей не объясняла, что идея вернуться к ней связана исключительно с желанием сохранить работу, она и слушать ничего не желала. И стала уговаривать переехать к ней.
– Немедленно переезжаешь ко мне! – скомандовала она. Я онемела.
– Зачем?
– Ты же работаешь на Сходненской подстанции? – спросила она, проявив недюжинную осведомленность в вопросах расположения подстанций Скорой Помощи. Еще бы, пятнадцать лет вызывала!
– Ага, – кивнула я.
– От меня ближе ездить! – Степанцова от удовольствия аж разрумянилась. – Значит, будешь у меня жить.
– Это, наверно, дорого, – засомневалась я.
– Дорого? А, ты о квартплате? Это я и сама оплачу. Я член ЦК КПСС с девятьсот… не помню… тридцать пятого, кажется… Пенсия персональная. Льготы…
– А что, вы не хотите, чтобы я платила за аренду? – искренне удивилась я.
– Платить? Нет. Уколы будешь делать, следить за моим состоянием. Еду готовить, – перечислила явно продуманный список бабуля. Я поняла, что к ее благодарности в пропорции один к трем примешался здравый смысл и трезвый расчет. Я еще немного поупиралась, но в комнате на Курской все так сильно напоминало о Диме, что я решила ехать.
– Дорогая моя, – со своим чудесным спокойствием напутствовала меня Тамара, – ты говорила, что чудес не бывает? А это, по-твоему, что?
– Действительно, – хмыкнула я.
– И что, ты готова профукать чудо Божье? – приподняла правую бровь она. Я профукать чуда была не готова, поэтому упаковала вещи, попрощалась с Тамарой, и переехала на Сокол. Я только боялась, что разругаюсь с Полиной Ильиничной вдрызг еще до наступления выходных.
С тех пор прошло три года моего сияющего, лучезарного, восхитительного одиночества. Моя бабуся имеет бесплатную, неотложную и безотказную скорую помощь на дому. Кроме того, она, как торговец черным деревом, сдает меня в аренду всем окрестным старушкам, в связи с чем я и влипла в знакомство с моим Димой-next, который, кстати, так мне и не позвонил ни в тот же день, ни на следующий. Я испытывала противоречивые чувства в этой связи. Сразу после инцидента в тридцать второй квартире я мечтала никогда не услышать его голоса, и, ложась спать, даже отключила телефон. А вот к утру следующего дня я неожиданно поймала
– Маша, где моя черешня? – капризно спросила меня она, когда на обед я выставила на стол одну только вчерашнюю жалкую курицу с картошкой.
– Она… я, я еще не ходила, – неуверенно промямлила я, потому что именно в этот момент поняла, что я на самом деле жду звонка.
– Что с тобой, ты плохо себя чувствуешь? – всмотрелась в мое лицо бабуся. Я почувствовала, что не могу справиться с собой и краснею.
– Я – нет, с чего вы взяли. У меня все хорошо! – голос немного сорвался. Я облизнулась и снова непроизвольно посмотрела на телефон.
– Нет, ты определенно заболела. Можешь не ходить за черешней, – вздохнула бабуля. Она явно считала свой отказ от черешни своего рода подвигом. Я разозлилась на себя. Он еще не позвонил, а проблемы я уже имею. Так что я немедленно пошла за черешней. И намеренно долго ходила по рынку, заворачивая в магазины, коим на Ленинградском шоссе несть числа. А когда пришла, то все ждала, что старуха моя сама скажет, что звонил неопознанный, но очень сексуальный низкий мужской голос.
– Ты будешь смотреть новости? – крикнула Полина Ильинична из своей кухни.
– Нет, спасибо, – отказалась я, хотя вообще-то люблю новости. Потом, ругая себя на чем свет стоит, все-таки спросила, – мне никто не звонил?
– Я не слышала звонка. А ты что, кого-то ждешь? Тамарочку? – естественно, за три года я их давно познакомила.
– Да, нет, никого не жду. Просто так спросила, – я закусила губу. На тебе, получай. Романа захотелось? Красивого романа со стройным, немного морщинистым мужиком? Забыла, чем это кончается, тогда не удивляйся. С чего ты взяла, что он позвонит. Ложись лучше спать, и не раскатывай губу.
– Сволочи они, все-таки, – всхлипнула я.
– Это к лучшему, – заверил меня мой здравый смысл. Однако, вопреки нему, я так и не смогла внять разуму. И, впервые за три года, очень долго вертелась и не могла уснуть.
Утром, пока трамвай вез меня до подстанции, я с прохладцей листала глянцевый журнальчик и делала вид, что мне АБСОЛЮТНО ВСЕ РАВНО, что он не позвонил. Я – взрослая женщина, которая давно не верит в любовь. И вообще никак и ни во что не верит. Не понимаю, почему я испытываю непередаваемые приступы возбуждения при воспоминании об одном только облике этого странного соседа из Ямбурга. Может, попить пустырника? Или валерианки? А то впереди длинная, наполненная идиотизмом смена, а у меня перехватывает дыхание при мысли, что он может именно сейчас звонить, а меня нет дома.
– Думай о работе, дура. А то останешься еще и без зарплаты, – сказала я себе и жестким усилием воли сосредоточилась на статье «как провести отпуск». Журнал советовал составить план безумств, которые надо обязательно совершить на курорте. Н-да, что-то давно я не была на курорте. Вообще никогда не была, если не считать детства в Грозном. Как ни крути, а места у нас там сказочные. Эх, оказаться бы сейчас на каком-нибудь Красном море. Да с этим Димой… Черт, хватит!
– Привет, Маришка. Как дела? – радостно улыбнулся наш водитель. Я тряхнула головой и все-таки переключилась на работу. Она у нас такая, что исключает всякие посторонние мысли. Для начала обед дали в двенадцать, когда рабочий день только начал набирать обороты. Я как назло, плотно позавтракала. В прошлый раз, когда я решила не завтракать, диспетчерша назначила обед в три часа ночи. Нам, труженикам здоровья, обед полагается два раза в день по полчала, и только диспетчеру ведомо, когда он будет. Поэтому я приехала, основательно набитая овсянкой и бутербродами с докторской колбасой. Я вполне была готова откатать день без еды. Наверное, диспетчерша обладает даром ясновидения. Или умеет читать мысли. Как бы там ни было, а в полдень она передала на наш бортовой компьютер, именуемый в простонародье «тамагочи», сигнал обеда.