Шрифт:
1. СТРАХЪ СМЕРТИ
Я, собственно, никогда не зналъ страха смерти до своего перваго прізда въ Америку. Не потому, чтобы я былъ достаточно смлъ, а просто до этого не было случая проявитъ себя. Это было въ 1884 году.
Тамъ, далеко въ преріи, есть маленькій городокъ, называется онъ Маделіа, жалкое, скверное гнздо; дома тамъ отвратительны, вмсто тротуаровъ насыпаны опилки, люди непривтливы.
Здсь именно и былъ, наконецъ, пойманъ и убитъ кровожадный, прошедшій сквозь огонь и воды, американскій разбойникъ Іессія Джемсъ.
Здсь онъ укрывался; это вдь самое подходящее мсто для такого чудовища, которое въ теченіе многихъ лтъ наводило страхъ на вольные штаты своими нападеніями, грабежами и убійствами.
Сюда-то
Американецъ Джонстонъ былъ учителемъ «средней школы» въ одномъ город въ Висконсин, гд я познакомился съ нимъ и его женою. Спустя нкоторое время онъ бросилъ свое мсто и занялся торговлей, онъ отправился въ прерію, въ городъ Маделіа и открылъ тамъ дровяной складъ. Пробылъ онъ тамъ годъ, занимаясь этимъ, и прислалъ мн письмо, въ которомъ просилъ, чтобы я къ нему пріхалъ, если мн можно, и присмотрлъ бы за его дломъ, пока онъ и его жена създятъ на востокъ. Я былъ это время какъ-разъ свободенъ и похалъ въ Маделію.
Позднимъ зимнимъ вечеромъ пріхалъ я на вокзалъ, гд меня встртилъ Джонстонъ, я отправился съ нимъ домой, тамъ онъ указалъ мн мою комнату. Его домъ стоялъ на нкоторомъ разстояніи отъ города. Большую часть ночи мы употребили на то, чтобы ознакомитъ меня съ финансовой стороной дровяного дла: я вдь мало смыслилъ въ этомъ. На слдующее утро Джонстонъ вручилъ мн, шутя, револьверъ, а черезъ два часа слъ съ женою въ вагонъ.
Какъ только я остался одинъ въ дом, вышелъ я изъ своей комнаты и сошелъ въ нижній этажъ, откуда мн удобне было распоряжаться всмъ домомъ. Воспользовался я и кроватью супруговъ.
Прошло нсколько дней. Я продавалъ тесъ и доски, вечеромъ носилъ вырученныя деньги въ банкъ, а квитанціи заносилъ въ свою книгу.
Итакъ, я былъ совсмъ одинъ въ дом. Обдъ я приготовлялъ себ самъ, убиралъ и доилъ двухъ коровъ Джонстона, пекъ хлбъ, жарилъ и варилъ. Первое мое печеніе хлба было неудачно: я взялъ черезчуръ много муки, хлбъ не пропекся и на другой же день онъ зачерствлъ какъ камень. Плохо мн также удалась въ первый разъ молочная каша. Я разыскалъ въ лавк полъ-шеффеля чудной ячменной крупы; она мн показалась пригодной для каши. Я налилъ молока, засыпалъ крупы и принялся мшать. Но скоро увидлъ, что масса черезчуръ густа, я подлилъ еще молока, потомъ началъ опять мшать. Но каша варилась, шипла, кипла, зерна разбухли, сдлались какъ горохъ — тутъ опять молока оказалось слишкомъ мало; потомъ вся эта масса начала вылзать изъ горшка. Тогда я началъ выливать въ чашки, въ блюдечки. Все-таки вылзаетъ. Я вытащилъ еще чашекъ и блюдечекъ, — опятъ лзетъ. Но молока все не хватало, а каша осталась такой же густой, какъ камень. Не зная, какъ поступить, я опрокинулъ все на столъ, на простой деревянный столъ; каша вылилась лавой и застыла спокойной массой на стол.
Теперь у меня была, такъ-сказать, materia prima, и каждый разъ, какъ я собирался стъ молочную кашу, я отрзалъ только кусокъ этой массы, подливалъ молока и все вмст кипятилъ. Изо дня въ день, и въ обдъ и въ ужинъ, лъ я кашу какъ герой, лишь бы ее истребить. Это была трудная задача, но я ни съ кмъ не былъ знакомъ въ город, кто бы мн могъ помочь ее състъ, и въ конц-концевъ, я остался единственнымъ ея господиномъ.
Было довольно-таки уединенно въ этомъ большомъ дом для юноши двадцати одного года. Ночи были страшно темны, сосдей не было. Но я не боялся, мн и въ голову не приходило бояться. Два вечера подъ рядъ я слышалъ подозрительный шорохъ у замка кухонной двери, я всталъ, взялъ лампу, осмотрлъ дверь снаружи и изнутри. Но ничего подозрительнаго въ замк я не нашелъ. Револьвера у меня тоже не было въ рукахъ. Но въ одну изъ послдующихъ ночей мн пришлось пережитъ такой страхъ, какого я не переживалъ никогда въ жизни. И очень долго потомъ я не могъ отршиться отъ впечатлній этой ночи.
Однажды я былъ занятъ больше обыкновеннаго: я заканчивалъ нсколько важныхъ длъ и работалъ до поздняго вечера. Когда я, наконецъ, подвелъ послдніе итоги, банкъ былъ уже запертъ и я не могъ снести дневной выручки. Я взялъ деньги, сосчиталъ, было 700–800 долларовъ.
Съ этотъ вечеръ, какъ всегда, я слъ за свою работу; сидлъ я до поздней ночи. Вдругъ послышался у кухонной двери таинственный шорохъ, который я уже раньше слышалъ. Что такое? Въ дом были дв двери, одна въ кухн, другая парадная, въ сняхъ передъ моей комнатой. Ее я для безопасности задвинулъ засовомъ. Занавски въ нижнемъ этаж были замчательны, такія плотныя, что лампы съ улицы никоимъ образомъ нельзя было разглядть. Итакъ, я ясно слышу шорохъ у кухонной двери.
Я беру лампу и иду туда. Прислушиваюсь, за дверью кто-то шепчется и по снгу ползаютъ взадъ и впередъ. Я стою цлую вчность, шопотъ продолжается, потомъ, кажется мн, неврные шаги удаляются. Все смолкаетъ.
Я возвращаюсь и продолжаю писать.
Проходитъ полчаса.
Вдругъ я подскакиваю на мст, кто-то ломится въ парадную дверь. Не только, замокъ, но и засовъ съ внутренней стороны двери сломанъ, и я слышу шаги въ сняхъ у моей двери. Сломать его можно было только сильнымъ натискомъ нсколькихъ человкъ сразу: засовъ былъ очень крпокъ.
Сердце у меня остановилось, затрепетало. Я не вскрикнулъ, замеръ, я слышалъ, какъ бьется сердце, горло мн сжимала судорога, я не могъ дышать. Въ первую секунду на меня напалъ такой страхъ, что я еле сознавалъ, гд я? Первою моею мыслью было спасти деньги; я пробрался въ спальню, вынулъ бумажникъ изъ кармана и спряталъ все это подъ матрацъ. Потомъ вернулся назадъ, это было дломъ одной минуты.
У двери слышны были сдержанные голоса; замокъ трещалъ. Я принесъ револьверъ Джонстона и попробовалъ его; онъ дйствовалъ. Руки у меня дрожали, ноги подкашивались. Не лучше было и настроеніе духа.
Мои глаза были прикованы къ двери, она была необыкновенно прочная, массивная дверь съ крпкими поперечными перекладинами: плотничья работа, такъ-сказать, не столярная. Это меня успокоило, и я началъ думать, а до этого момента ночи не соображалъ. «Дверь отворялась наружу, разсуждалъ я, значитъ, ее нельзя распахнуть натискомъ. Кром того, сни были слишкомъ тсны, нельзя было дйствовать съ разбгу».
Это ободрило меня, я почувствовалъ вдругъ, что я храбръ какъ мавръ, я кричу, что убью всякаго, кто попробуетъ войти сюда. Теперь я настолько оправился, что сейчасъ же сообразилъ, что кричу по-норвежски, это глупо, я сейчасъ же повторилъ свою угрозу по-англійски. Отвта нтъ. Я погасилъ лампу, чтобы глаза мои привыкли къ темнот, на случай, если окно будетъ выбито и лампа потухнетъ. Теперь я стоялъ въ потемкахъ, смотрлъ въ окно. Револьверъ у меня былъ въ рукахъ. Время шло, я становился все смле, я ршилъ бытъ молодцомъ, и я кричу: «Эй, что вы тамъ замышляете? Или входите, или убирайтесь! А то я спать хочу!» Черезъ нсколько секундъ отвтилъ чей-то хриплый басъ: «Мы уходимъ, ты, тамъ, «hundsfot», и кто-то прыгнулъ въ снгъ. Выраженіе «hundsfot» это — національное американское ругательство, впрочемъ, и англійское. Я страшно разсердился на этихъ негодяевъ и хотлъ отворить дверь и стрлять. Но въ послдній моментъ у меня мелькнула мысль: очень возможно, одинъ удралъ, а другой ждетъ, когда я открою дверь, чтобъ напасть на меня. Тогда я подошелъ къ окну, поднялъ штору и выглянулъ. Мн хотлось разглядть темное пятно на снгу. Я распахнулъ окно, прицлился въ темное пятно и выстрлилъ: бацъ! еще разъ: бацъ! Бшено разряжалъ я барабанъ, наконецъ, раздался послдній выстрлъ. Выстрлы гулко раздавались въ мерзломъ воздух, и съ дороги я услышалъ крикъ: «Бги, бги!»
И вдругъ изъ сней выпрыгнулъ еще одинъ на снгъ, побжалъ вдоль дороги и пропалъ впотьмахъ. Я врно угадалъ: ихъ было двое. Но этому я не могъ даже пожелать покойной ночи, послдній зарядъ уже выпустилъ.
Я зажегъ снова лампу, принесъ деньги и спряталъ ихъ у себя. И теперь, хотя все уже и прошло, я такъ трусилъ, что не отважился лечь въ эту ночь въ постель супруговъ. Подождавъ съ полчаса, пока разсвло, я одлся и ушелъ. Я какъ можно лучше забаррикадировалъ сломанную дверь, потихоньку пробрался въ городъ и позвонилъ въ гостиниц.