Маленькие рассказы о больших историях
Шрифт:
С Валентиной они расстались как-то просто, без лишних слов, и уж конечно без ненужных душащих слез и обещаний.
– Ну, прощай! – сказала Валентина.
– Почему, не до свидания? – стараясь пошутить, улыбнулся Андрей.
– Потому что – прощай! Ты сюда, конечно, больше не приедешь. И я к тебе тоже.
– Ну, ты могла бы и приехать, – понимая, что говорит что-то не то, выдавил из себя Андрей.
– Мой ты только здесь. Там ты чужой.
Уже спускаясь на крыльцо дома, она повернулась
– Езжай, не оглядывайся!
Андрей и не оглядывался. Завертелась московская жизнь, работа, друзья, по два часа в день уходило на дорогу в московском метро с толкающейся толпой в переходах, с разборками с бывшей женой….
Но потом ничего, этот ритм стал опять привычным, смутная тоска почему-то несбывшемуся не давала ему покоя, все чаще стал вспоминать тот отпуск. И он позвонил ей.
Треск и шум в трубке не давал поговорить. И Андрей даже обрадовался, – значит не судьба, значит этого уже и не надо!
Но к вечеру на ватсап пришло Валентинино письмо:
«Привет! Со связью у нас плохо. Ты звонил мне.
Если хочешь, что-то сказать, давай лучше переписываться. Как живешь?»
Андрей написал: «Да все в порядке. Просто в последнее время что-то затосковал по тебе. Ну, так просто, и хотел об этом сказать»
«Я тоже, – ответила Валентина. Но лучше нам с тобой об этом забыть. Как ты представляешь нашу встречу? Только в постели и только на одну ночь?! Ты не сможешь. А мне для этого – день езды!»
«-Может, ты все–таки как-нибудь приедешь в Москву?! Покажу тебе город, погуляем, посидим в ресторане?»
«– А потом посадишь меня на поезд и опять забудешь, как звали! Не уж лучше один раз перемочь»
«-А вдруг не посажу? Не знаю Валя, но мне очень нравиться, как мы с тобой жили, И это я, конечно, без обещаний»
«– Это пройдет. А когда это пройдет, ты меня все-таки посадишь на поезд. Давай честно, ты не сможешь жить со мной, деревенской девкой, в своем кругу! Я не смогу быть московской, да и вообще городской, потому что вся жизнь моя другая. Мы все-таки чужие с тобой люди. А так, конечно, я очень бы хотела по жизни быть с тобой. Только не знаю где: ни в Москве, ни Гореловке! Может где-то в другом мире».
Последнее письмо было датировано неделю назад. Андрей на него не ответил. Потому что эти слова он говорил себе и сам. Но тоска и ощущение какой-то несправедливости не отступало! Стоя у окна, и глядя на засыпанную уже сентябрем московскую улицу, он написал ей об этом в своем телефоне. Потом подумал и стер
написанное. Еще подумал, глядя с тоской в окно, нашел в записной книжке телефон Валентины и тоже стер.
Он, Она и одиночество
У меня был друг. Он говорил:
– Когда
Нет, он любил свою жену. И она любила его. Но это были совершенно разные люди. Не было у них каких-то точек соприкосновения, кроме секса и бытовых вопросов.
Он был архитектор. Очень талантливый и даже немного известный. Его приглашали на разные художественные и творческие выставки, в разные страны. Первое время он брал с собой жену. За свой счет. Водил ее по архитектурным шедеврам. Она мило улыбалась на его реплики и комментарии, ждала своего часа, и, наконец, спрашивала:
– А когда мы пойдем в магазин?
Он много читал авангардной литературы. Она читала только любовные романы в копеечных изданиях.
Друг мой понял, что втягивал молодую жену в орбиту своих интересов. Общим у них оставался только страстный до изнеможения секс и бытовые вопросы.
Оставалось или разойтись, или жить так.
Друг решил жить так. Во-первых, он ее любил. Ну, бывает такое: человек тебе не подходит, но ты его любишь!
Во-вторых, почти каждый день был страстный секс – ну как после этого разойтись!
В-третьих, поговорить, пообщаться, можно было и с другими.
Постепенно каждый из них зажил своей собственной жизнью. Постель их соединяла, после секса они оказывались в постели втроем: он, она и одиночество.
Потом у него появилась любовница. На пустом месте все равно ведь кто-нибудь заводится.
Любовница была умная, одного с ним уровня, красивая и также сексапильная.
Он рассказывал ей о своей жизни, о своих делах, обо всем, о чем он хотел с кем-нибудь поделиться.
Она его понимала. Реплики ее были умны, сочувственны и уместны. Но это так – для разговора.
Чутьем, да и по некоторым деталям он понимал, что в сущности, все это ей ну не то что неинтересно, но не близко. Близко ей была ее собственная жизнь, с ее собственными проблемами, о которых, она тоже ему рассказывала.
Ну и что? Ну и не дальше этого. Да и про любовь, здесь не было ничего.
Скорее товарищеское, дружеское общение с элементом секса.
Обоим нравилось. Своей необязательностью.
Как-то он ей сказал:
– Когда я буду умирать, то умирать буду один. Ни с женой, ни с тобой, мне ни о чем говорить не захочется!
– Да, уж, пожалуйста, меня сюда не впутывай, – спокойно ответила она.
Друга, такого друга, с которым можно было просто молчать, и понимать, о чем ты молчишь, тоже не было.
Приятелей было много, а друг – вещь штучная, – не ко всем в жизни приходит.
С приятелями можно было пить пиво, ходить в спортзал, собираться в гостях, но душу вывернуть кому-нибудь из них не хотелось.