Маленький человек из Опера де Пари
Шрифт:
Таша, отложив книгу, помассировала поясницу. Малыш пошевелился в животе, и она, преисполнившись нежности, вдруг вспомнила собственное детство. Это было так давно, так далеко и непохоже на ее нынешнюю жизнь… Мираж, эхо нездешней мелодии…
— Рахиль! Рахиль, вернись! Здесь нельзя играть!
Она бежит за младшей сестренкой по рыбному рынку в Одессе среди щедрых даров Черного моря. Вокруг пестро и нарядно — кроваво-красные барабульки, коричневые широколобки, пойманные среди береговых утесов; голубые и синие скумбрии, серебристые
«Рахиль, как я по тебе скучаю!» — подумала Таша и увидела за окном Виктора. Она улеглась поудобнее и снова открыла стихотворный сборник.
— Что ты читаешь, милая? — спросил через минуту Виктор, заботливо поправив подушку у нее под головой.
— «Там все Европой дышит, веет, все блещет югом и пестреет разнообразностью живой…» [30]
— Знаю, так Пушкин сказал об Одессе! Мы непременно свозим туда нашу дочь.
— Нашего сына!
30
Пушкин А. С. «Евгений Онегин». (Примеч. пер.)
— Как вам будет угодно, мадам. — Рука Виктора скользнула в декольте Таша. — Они такие… внушительные…
— Я вся-вся такая внушительная, — фыркнула она. — Чувствую себя китом, выброшенным на берег.
— Ты королева китов, прекрасная и желанная!
— Между прочим, это ты во всем виноват… Ты переодеваешься? Куда-то собрался?
— Да, поужинаю с тобой и побегу. Жозеф уже, наверное, заждался. Нагрянем на ночь глядя к герцогу де Фриулю — он распродает свою библиотеку.
Таша понаблюдала, как муж снимает брюки, и схватилась за блокнот и карандаш.
— О нет, милая, умоляю, не надо рисовать меня в таком виде!
— В таком виде ты можешь сесть за стол — тогда не придется стирать одежду, а то Эфросинья приготовила нам пулярку в собственном соку. Кстати, тебе письмо. — Она протянула Виктору листочек бумаги, сложенный вчетверо, и он, развернув, прочитал: «Насчет комнаты — ладно, уломали».
— И что это значит? — удивился Виктор.
— Столяр согласен сдать в наем свой сарай. Угадай — кому? Блистательному фавориту королевы китов!
— Ты хочешь выселить меня в сарай?!
— Мы выселим туда все твои фотографические причиндалы, и у тебя будет настоящая фотолаборатория, она же рабочий кабинет в двух шагах от квартиры. Я уже договорилась с водопроводчиком. Ты доволен?
Виктор встал рядом с кроватью на колени и поцеловал жену в лоб.
— Я тебя обожаю!
— Милый, поцелуй меня еще раз… всего семь часов… ты ведь еще успеешь к Фриулю…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Вечер того же дня
В зеленоватом свете фонаря Мельхиор Шалюмо с трудом различил стрелки на циферблате карманных часов: четверть одиннадцатого.
На бульваре Святого Иакова вырисовывались силуэты фланирующих полуночников, все витрины попрятались за охранными решетками, лишь хозяева корсетной лавки припоздали с закрытием — за стеклом виднелись черные и белые пятна корсетов, расшитых цветами и орнаментами. Мельхиор на них не обратил внимания — он осторожно обходил участок дороги, на котором ремонтники оставили ведра, заляпанные гудроном. Невидимый в темноте, заорал кот, жалуясь на судьбу. Процокали каблучки, и из тени вынырнула девица.
— Эй, малолетка, поразвлечься не желаешь? — хихикнула она при виде человечка.
— Поди прочь, шлюха!
Услышав оскорбление, произнесенное отнюдь не детским голосом, девица аж подскочила:
— Опа! Гляньте, экий недомерок! Слышь, ушлепок, я те скидку за рост сделаю!
Мельхиор ускорил шаг.
— Тащи ко мне своего папашу — мы с ним лишние полметра тебе смастрячим! — завопила ему вслед девица.
Прохожие засмеялись, кто-то обернулся поглазеть на «ушлепка».
Люди. Нормальные люди. Вокруг было слишком много нормальных людей, и от этого Мельхиор чувствовал себя совсем несчастным и одиноким. «Почему они испытывают такое отвращение ко всем, кто на них не похож? Это что, преступление — быть не похожим на других? Я устал, я хочу сбежать от них, хочу забыть, что я пленник этого куцего тела…» Он шагал как во сне. Стены, стены, стены, узкая улочка. Лошадь спит в упряжке фиакра, неподвижная, как те же стены, нависающие с двух сторон. И в ушах звучит лишь эхо собственных шагов…
Очнулся Мельхиор перед железной дверцей, взялся за ручку. Чудно — он и сам не заметил, как сюда добрался.
Бельфорский лев [31] напоминал спящего сфинкса. Двое мужчин вышли из фиакра и направились ко входу в Катакомбы.
— Вам там наверняка понравится, Жозеф. Только представьте — тысячи скелетов. Это должно вдохновить вас на новый роман-фельетон.
Дородный буржуа, выгуливавший собаку на улице Даро в эту промозглую ночь, чуть не выронил сигарету, когда его бульдог рванул к незнакомцам. Но повелительный свист вкупе с окриком «Медор!» вернули зверя хозяину, и буржуа торопливо поволок питомца на поводке к улице Алле.
31
Памятник на площади Данфер-Рошро в Париже, прославляющий героизм жителей города Бельфора во времена Франко-прусской войны 1870–1871 гг. (Примеч. пер.)
Один за другим подъезжали экипажи, останавливаясь всего на несколько минут, чтобы высадить пассажиров, и спешили убраться отсюда подальше. Дамы в платьях с пышными оборками и господа в цилиндрах столпились на тротуаре, приглушенно гомонили растревоженным роем, никто не хотел уступать другу другу место, все толкались, возмущались и окликали знакомых вполголоса. Самые трусливые ждали, что вот-вот нагрянет конная стража; кто посмелее, пользовались ночной теменью, чтобы потискать соседок.
Наконец дверь дома с табличкой «92» широко распахнулась, и трое верзил в париках дружно зашикали на гостей, призывая к молчанию. Подняв повыше светильники, они велели меломанам выстроиться в цепочку, и те гуськом последовали за провожатыми.