Маленький человек из Опера де Пари
Шрифт:
— Койку мы тебе предоставим, дружище. В уютной камере.
— Отлично сказано, Жербекур! — одобрил тот, кого назвали Шаваньяком. — Надень на него наручники. Вместе его отведем, а потом я к шефу.
— Да вы у Пульфена спросите, черти! — возопил Милу. — Я пять минут назад из-под земли вылез!
— Из-под земли? Как это?
— Золотарь я, то есть канализационный рабочий! Что, по запаху не ясно?! Вон там люк. Я по трубам ползал, а Пульфен все это время наверху торчал — сторожил, чтоб какой прохожий в дыру не загремел… Ну что за дерьмо! Спросите же вы Пульфена, он на улице Роже живет!
— Ладно, не буянь, парень, спросим мы твоего Пульфена. А пока ты к нам в комиссариат заглянешь. На чашечку кофе.
До тайника, служившего почтовым ящиком, маленький человек добрался, когда швейцарские часы из «Вильгельма Телля» [36] пробили шесть утра. Тайник был обустроен за подкладкой костюма туранского пленника из оперы «Маг». [37] Эта хламида из седоватой медвежьей шкуры в свое время так насмешила избранную публику, долго потешавшуюся над исполнителем, который в подобном наряде походил не столько на нищего туранца, сколько на зажравшегося ассирийца, что костюм списали навечно в реквизиторскую сразу после генеральной репетиции. Мельхиор присвоил тому, что осталось от медведя, имя Бальтазар и хранил за подкладкой доверенные ему артистами любовные записки, контрамарки, небольшие посылки, если не мог их доставить по назначению сразу. Кое-что он перетаскивал сюда из секретной ниши в подножии одной из шести огромных колонн фойе Танца — о существовании этого, второго, тайника знали только его доверенные клиенты, о первом никто даже не догадывался.
36
«Вильгельм Телль»— опера Дж. Россини (1829). (Примеч. пер.)
37
Музыка Жюля Массне, либретто Жана Ришпена. Премьера оперы состоялась 16 марта 1891 г. (Примеч. авт.)
— Так-так, что тут у нас? Любовная писулька для мадемуазель Бертэ, ага, весьма одаренная барышня, божественно спела партию в «Мессидоре». [38] Еще одна для мадам Дешан-Жээн. Это послание месье Дельма, Одину из «Валькирии», [39] — великолепный голос, да, у меня от него аж мурашки по загривку. Посылка для… Черт, он же на другом конце Парижа живет, этот субчик!
В следующий миг Мельхиор уже повернулся к ивовому манекену:
38
Лирическая драма в пяти актах Эмиля Золя, музыка Альфреда Брюно; опера впервые исполнена 19 февраля 1897 г. (Примеч. авт.)
39
«Валькирия»— вторая часть оперной тетралогии Р. Вагнера «Кольцо нибелунга» (1870). (Примеч. пер.)
— Прекрасный мой Адонис, имею удовольствие сообщить тебе, что в костюмерных и бутафорских мастерских, равно как и на складах реквизита царит безупречный порядок: всякому месту отведена своя вещь, то есть всякой вещи — свое место. От трудов праведных я до постели добрался поздно и глаз потом не смыкал до рассвета. Однако же воспользовался бессонным временем с пользой, дабы перечитать либретто «Гадес и Персефона». И скажу тебе: недурно, весьма недурно. Если обожаемый мною Всемогущий не оставит меня своей милостью, эта опера-балет натворит немалых бед! Впрочем, что это я разболтался? Молчок, рот на крючок! Больше ничего тебе сказать пока не могу, наберись терпения, дружочек… Спрашиваешь, как прошел концерт среди черепов? О, концерт удался, там стоило побывать — раз и два, тук-тук, бряк-бряк! Я даже слегка примирился с жизнью, особенно после того как Тони Аркуэ до смерти наглотался воды. Кстати, про воду. Думаю, огонь здесь, во дворце, нам все-таки не грозит. Малейшая искорка — и все двенадцать тысяч литров воды из подземного озера под нами устремятся с помощью насосов к колосникам и обрушатся оттуда бурными потоками. Пожарные наши не дремлют!
Огонь… Рев бушующего пламени до сих пор стоял у него в ушах. А как забыть душераздирающие крики старшины пожарных, которого проглотило это ревущее чудовище?
Девочка вцепилась в маленького человека обеими руками. С безопасного расстояния они смотрели, как рушится крыша оперного зала на улице Ле-Пелетье близ улицы Россини. Над Большими бульварами ветер гнал клубы дыма. Обитатели дома в Оперном проезде, на который вот-вот должно было перекинуться пламя, выкидывали, обезумев от страха, пожитки из окон…
Огонек свечи дрогнул, и Мельхиор встрепенулся.
— Адонис, я так хочу, чтобы меня любили, — жалобно сказал он, — но этого никогда не будет. Знаешь, если ты никому не нужен, поневоле начинаешь впадать в неистовство, хочется разнести все вокруг вдребезги! — При этих словах у человечка вдруг закружилась голова, и в припадке ярости он отвесил ивовому манекену затрещину. Но через секунду ярости как не бывало. — Прости меня, Адонис, не надо было с тобой так… Ты ведь простишь меня, а? Да, ты меня простишь. Послушай-ка, я скоро вернусь и перенесу тебя к себе, не возражаешь? Ты станешь охранять мои сокровища, а если будешь паинькой, я подарю тебе настоящий щит, как у воительниц из «Валькирии». Ну ладно, сейчас я умоюсь, приоденусь и поработаю немного почтальоном. Будь начеку, Адонис!
Мельхиор бесшумно спустился на шесть этажей и, сложившись вдвое, прошмыгнул мимо входа во владения вахтера. Цербер небось еще ночной колпак не снял, он-то, может, и утратил бдительность, но уж его не менее грозная супружница в любой момент могла заорать «караул!».
— Вампирша в дурацком шиньоне! — буркнул в ее адрес маленький человек, выбираясь на улицу, и приветливо махнул рукой белой акации — единственному деревцу близ Опера, которому чудом удалось пробиться к свету у подножия декоративного пилона. Миниатюрная, как и Мельхиор, она была наделена такой же неуемной жаждой жизни.
Париж исполнял ежеутренний марш за хлебом насущным. По Большим бульварам на работу спешили продавщицы, модистки, белошвейки, телефонистки, все как одна с заспанными личиками. Легионы разносчиков и уличных торговцев выступали на позиции. Господа в потертых пальто и начищенных цилиндрах гурьбой устремлялись на службу в нотариальные конторы, банки, магазины. Омнибусы принимали на борт и вытряхивали на остановках десятки украшенных цветами жакетов, шляпок с лентами и строгих рединготов. Муниципальный дворник охаживал метлой тротуары, боты, сапожки и штиблеты без разбору.
К счастью, свободный фиакр отыскался прямо у скульптурной аллегории Танца — Мельхиор, дрожа от голода и усталости, тотчас направился к нему.
Париж потягивался, разгоняя жизненные соки по рукам-улицам и ногам-проспектам. Зажиточные кварталы просыпались наравне с бедняцкими. Забившись в уголок салона, Мельхиор с удовольствием наблюдал из окна замысловатые хореографические композиции предместий. Фиакр обогнал стадо осликов, которых пастух призывал к порядку басовитыми гудками рожка; остался позади торговец кроличьими шкурками. Молочницы, укрывшись от ветра в подворотнях, скликали прохожих позавтракать. Хозяин кафе раскладывал утренние газеты на столиках у себя в заведении; домохозяйки, обвешанные кошелками, сплетничали у порога продуктовых лавок; булочница наполняла корзины в витрине свежевыпеченным белым хлебом, присыпанным мукой.
Мельхиор пообещал себе объесться круассанами, как только доставит первую посылку. А фиакр между тем уже выкатил на Тронную площадь супротив двух колонн, стерегущих Венсенскую аллею, и свернул на улицу Вут.
Комиссар Рауль Перо предавался скорби. Он уже несколько суток не расчесывал свои роскошные галльские усы, сегодня вместо обычной пиджачной пары по рассеянности облачился в костюм для благотворительных мероприятий, забыл надеть носки, а его ботинки были неприлично забрызганы грязью. На столе в небрежении валялись последние поэтические опыты месье Перо — верлибры, навеянные творениями Марии Кшисинской [40] и Жюля Лафорга. По давней традиции он подписал их псевдонимом Исида. Но даже мысль о том, что мечта увидеть собственные стихи напечатанными в литературном журнале «Жиль Блаз» наконец-то осуществилась, уже не радовала. Потому что неделю назад, пораженная таинственным недугом, испустила дух его драгоценная черепаха Нанетта, а вслед за ней отправился в собачий рай Тутун, черный красавчик с белыми подпалинами, — бродячий пес, которого месье Перо подобрал на Рождество, погиб под колесами кареты муниципальной «Скорой помощи». Сейчас его любимые зверушки лежали в земле бок о бок — Нанетта в коробке, перевязанной лентой, и Тутун, завернутый в пелеринку.
40
Мария Кшисинская(1845–1908) — французская поэтесса, романистка и литературный критик. (Примеч. авт.)