Маленький красный дом
Шрифт:
Я ему не доверяла.
В понедельник у меня был выходной, и я решила не сидеть сложа руки, наблюдая, как Джет избегает меня. Вместо этого я загрузила «Акуру» мусором из подвала, который потихоньку убирала, и направилась к свалке, а затем в Таос. Я собиралась разыскать Альберто Родригеса. По крайней мере таков был план.
Перед уходом я осмотрела подвал, довольная проделанной работой. Все, что осталось, – это старая кроватка, кушетка, которую я не могла сдвинуть сама, и несколько коробок, которые я боялась открывать из-за страха перед скорпионами, пауками или еще чем похуже. Я уже собиралась уходить, когда что-то привлекло мое
Я с любопытством наклонилась и подняла предмет. Им оказалась фотография в рамке. На маленьком – три на пять дюймов – снимке была запечатлена женщина. Она была красива по любым стандартам. Латиноамериканка с темными глазами, распущенными волосами и настороженной улыбкой. Я долго смотрела на эту фотографию, прежде чем убрать ее в сумку.
Фото занимало мои мысли во время поездки в Таос. Была ли на ней предыдущая владелица дома? Неужели все вещи в подвале принадлежали ей? Была ли она каким-то образом связана с таинственным Джосайей Смитом, которого мне еще предстояло найти? Знала ли ее тетя Ева, и если да, то не подбросила ли она мне эту фотографию намеренно?
Боже мой, я и впрямь становилась параноиком!
Я напомнила себе, что нужно разыскать Ребекку Смит на Лоури-лэйн, женщину, которая жила с Дж. Смитом. Если бы я не продолжала двигаться, не находила практических занятий, я бы сошла с ума.
Я взглянула на свою сумку, думая о женщине, запечатленной на фотографии. Я подумала об Эмбер Уайтфизер, мертвой, лежащей в бескрайней пустыне за Мэд-Дог-роуд. Я подумала о Джете и его мрачном настроении, о деньгах, которые он прятал в своей мастерской. Я могла бы уехать. Я могла бы пойти в приют и найти какую-нибудь черную работу, чтобы прокормить себя. Может быть, в конце концов я смогла бы поступить в колледж и получить диплом и уже не вкалывать на чертовой почасовой работе, чтобы оплачивать насущные нужды.
Но когда я ехала по пыльному шоссе, которое вело на северо-запад, в сторону Таоса, я поняла, что никуда не сбегу. Во всяком случае пока.
Может быть, я уже сошла с ума.
Редакция газеты в Таосе располагалась в приземистом прямоугольном здании, которое должно было выглядеть как настоящий глинобитный дом. Тут и там откололись куски штукатурки, обнажая уродливое цементное основание. Неряшливая цветочная клумба украшала дорожку перед фасадом, ведущую к стеклянной входной двери, на которой была вывешена табличка с надписью: «Без дела не слоняться». Сама дверь, разрисованная граффити, оказалась не заперта.
Внутри три человека сидели за дешевыми столами. В углу комнаты гудел очиститель воздуха, а из маленьких настольных динамиков так тихо звучал Бах, что я едва смогла разобрать композитора. Седеющий золотистый ретривер приветствовал меня у входа нерешительным вилянием хвоста, прежде чем исчезнуть под столом.
– Это Дотти, наш секретарь, – сказала пожилая женщина, одетая в белый лен с головы до ног. Она стучала по клавиатуре, продолжая печатать, даже не взглянув в мою сторону. – То, чего Дотти не хватает в плане энергии, она восполняет преданностью. – Женщина, наконец, подняла на меня глаза. – Чем можем помочь, дорогуша?
Два других обитателя комнаты – мужчины: лысеющий лет тридцати, и пожилой, бородатый, на вид –
– Я ищу Альберто Родригеса, – сказала я.
– Вы пришли в нужное место. Что вы хотите от Эла?
Я колебалась.
– Это о статье, которую он написал.
– Это едва ли сужает круг, – заявил пожилой. Он оторвался от клавиатуры и рассматривал меня с выражением, которое можно было описать только как презрение.
– Ты здесь, чтобы подколоть меня по поводу изображения так называемой пересадочной станции? Или, может быть, Руди послал тебя пожаловаться на мою статью о его так называемом джентльменском клубе? – Он фыркнул. – Не так ли? Ты одна из его так называемых танцовщиц?
Я улыбнулась.
– Я не «так называемая танцовщица» и не защитник отстоя.
Молодой человек рассмеялся.
– Хватит уже, – отрезал Родригес. – Тогда чего ты хочешь?
– Поговорить с вами. – Я оглядела офис в поисках отдельной комнаты. И не увидела ничего, кроме двери с надписью «туалет». – Могу я пригласить вас на чашечку кофе?
Он снова уставился на экран компьютера.
– Я занят.
Похоже, это был сигнал, которого ждали остальные. Они все вернулись к своим компьютерам, забыв про меня. Даже собака потеряла интерес и спрятала голову под хвост.
– Пожалуйста, – сказала я. Нет ответа. Затем: – Эмбер Уайтфизер. Карла Дирлинг. Мария Санчес. – Он поднял глаза, и я продолжила: – Нэнси Кейн. Розанна Скарлетти. Симона Мур. Стефани Макфарлейн. Две Джейн Доу [12] .
Родригес грыз ручку, рассматривая меня с холодным интересом.
12
Имя Джейн Доу используется для обозначения неопознанных жертв женского пола.
– Тридцать минут, – сказал он наконец. – Дальше по дороге есть пиццерия. Пицца – отстой, зато там тихо. Можешь угостить меня обедом.
Пицца действительно была отвратительной, что, вероятно, объясняло тишину, но это не помешало Родригесу проглотить четыре куска и выпить колу.
– Девять девушек за двадцать лет. И, вероятно, их еще больше. – Он помахал последним ломтиком, сделал глоток колы и откусил кусок от пиццы. – Девять девушек, – сказал он жуя, – в Нихле или рядом с ней, но копы не признаю`т, что это дело рук одного преступника.
– Они думают, что это совпадение?
– Прежде чем я отвечу на твой вопрос, объясни мне – зачем тебе это? Почему ты спрашиваешь?
Альберто Родригес косился на меня. У него были темные глаза, почти черные, и горькая улыбка. Высокие скулы под курчавой бородой, глаза, которые светились умом, делая его привлекательным, если не сказать красивым. Меня одновременно тянуло к нему и отталкивало.
– Я живу в Нихле. Недавно переехала. Я слышала об убийствах от другого жителя, но, когда я расспрашиваю окружающих, никто мне ничего не говорит. – Я осознала, что обхватила себя руками, точно защищаясь от слов, и заставила себя положить руки на стол. – Словно все думают, что, если они не говорят об этом, то этого не происходит. Как будто в Нихле существует некое молчаливое соглашение притворяться, что женщин не убивают.