Маленькое личико
Шрифт:
– Вы хотели, чтобы мы узнали: Лору убила Вивьен, – не обращая внимания на мой плач, продолжает Саймон. – Вы оставили буклет с приклеенным стикером, надеясь на нашу сообразительность. Первоначальный план был таков: вы с Флоренс убегаете к Брайони, мы принимаемся вас искать, у нас возникают сомнения по поводу убийства Лоры и, наконец, подозрения насчет Вивьен. Потом находим буклет… Если мы забираем Вивьен за убийство Лоры Крайер, вы оказываетесь в безопасности, верно? Но как мы должны были доказать ее вину? Об этом вы подумали?
Я беспомощно пожимаю плечами:
– Ну, вы же полиция и нашли бы улики скорее,
– Это был умный ход – оставить записку на школьном буклете. Вы поднаторели в намеках и манипулировании людьми. Все продумано: сообщение на стикере мы могли понять лишь в том случае, если бы ужезаинтересовались Вивьен. Иначе мы бы решили, что «Ф.» означает «Флоренс», и отбросили записку как несущественную – простое напоминание об устройстве дочери в школу. Мы так и не узнаем, что вы подозреваете Вивьен, если к тому моменту самиее не заподозрим и хорошо не представим себе, как она опасна. Ну а если мы уже поняли это, то наверняка позаботимся, чтобы свекровь нипочем не прознала о ваших догадках и вы не стали ее новой жертвой.
Дух захватывает, как точно он все вычислил. Словно сидел у меня в голове. Но при этом он все-таки злится на меня.
– Нужно было действовать очень осторожно, – поясняю я. – Я надеялась, что вы допросите Дэррила Бира, а он вам скажет, что не убивал. Затем, раз мы с Дэвидом были в вечер убийства в Лондоне, вы непременно подумаете про Вивьен. Поэтому я не упускала случая обругать перед вами Сиджуикскую школу. Я надеялась, что, когда исчезну и вы найдете буклет, вы удивитесь, чего это я хлопотала записать Флоренс в ненавистный Сиджуик.
– Именно так я и подумал. Как дрессированный тюлень.
– Саймон, не надо…
– Вплоть до сего дня.
У меня обрывается сердце:
– Что вы имеете в виду?
– Кое-чего я не понимаю. Почему поменялся план? Вы собирались удрать с Флоренс к Брайони, а затем – в какое-нибудь более безопасное местечко. Все было подготовлено, об этом говорила Брайони. Что же случилось?
– Флоренс кто-то забрал… – начинаю я.
– Лгите сколько влезет, теперь это уже неважно. Я знаю, что случилось. Родилась Флоренс, верно? Появилась эта девочка, и старый план неожиданно провалился. Понадобилось что-то понадежнее. Идея взять дочку и сбежать больше не казалась спасительной. Вас обуял ужас. Вивьен ехала в больницу, она вот-вот увидит внучку. Эта мысль была вам невыносима, правда? Вашего ребенка обнимет убийца, подружится с ним…
– Что вы плетете?
Меня будто раздели и выставили на всеобщее обозрение. Вскрыли и препарировали сердце и мозг.
– Убийца Вивьен едет знакомиться с вашим ребенком. Вам хотелось убежать тотчас жеи спрятаться, чтобы эта встреча не состоялась. Хотелось уберечь ребенка от заразы – от любви и заботы чудовища, преступницы.
Я плачу: Саймон описал мои чувства – четко и точно.
– Но где от нее спрячешься?… Да и ребенка не утаить. В больнице был Дэвид, он горел желанием показать Флоренс матери. Вам некуда деваться, придется перетерпеть. И тут вы стали думать, как бы скрыться, не исчезая. Спрятаться, оставаясь у всех на глазах.
Саймон смотрит на меня.
– Не стесняйтесь, можете продолжить с любого места, – ободряет
– Не понимаю, о чем вы.
– Да все вы понимаете, – спокойно отвечает он. – Знаете, я не доложил Чарли… сержанту Зэйлер, что вы с Брайони в курсе про Вивьен, и ничего не сказал о вашем звонке в Сиджуик. Я защитил вас обеих от целой серии возможных обвинений. Я могу поплатиться работой, если это всплывет.
– Спасибо.
Я вытираю глаза. По-прежнему не понимаю, что Саймон чувствует ко мне. Наверняка там много всего намешано, но было бы поспокойнее, если бы я могла уловить доминанту.
– Если вы намерены притворяться, что страдали от послеродовой депрессии, временно помешались и не узнавали собственную дочь, мороча головы полицейским… Что ж, я готов это принять и не открою истинного положения дел ни сержанту Зэйлер, ни даже Брайони. Я буду прикрывать вас и дальше, если вы об этом просите. – Саймон тяжело вздыхает. – Но взамен мне нужна правда. Я хочу услышать ее от вас. А если я прошу слишком многого, проваливайтесь ко всем чертям.
Стены гостиной словно обступили нас. С первого мгновения что-то толкало нас с Саймоном друг к другу, целенаправленно вело к этой минуте.
– Что вы хотите услышать?
– Правду без утайки. Все было, как я сказал?
– Да, – отвечаю я, – все было так, как вы сказали.
Саймон прикрывает глаза и откидывается на спинку стула:
– Выкладывайте.
– Я боялась.
В сущности, это единственное, что надо сказать. Это самое главное. Фактор, что пересиливал все прочие соображения.
– После рождения Флоренс я поняла: если Вивьен будет знать, что я взяла девочку и уехала, она станет искать нас. И даже если не найдет, покоя мне не видать и я постоянно буду оглядываться. Думаю, все это я понимала еще до рождения Флоренс, просто мне тогда не приходило в голову, что есть еще какой-нибудь способ защиты.
– А потом? – допытывается Саймон.
Голос у него слабый, будто он растратил все силы.
– Вы рассказали все лучше меня. Нужно было надежное укрытие, и мне пришла в голову эта… мысль. Сначала она показалась дичью, но потом… Потом я решила, что именно поэтому все и сработает. Если получится убедить Вивьен, что в ее доме чужой ребенок, еще до исчезновения…
Я осекаюсь. До сих пор я не пробовала изложить все на словах. Такое впечатление, будто учу новый язык, годный для описания первобытных, инстинктивных побуждений и чувств, что обуяли меня после рождения Флоренс.
– Вивьен мне всегда доверяла. И весь мой план держался на ее доверии. Не только потому, что я хотела внушить ей, будто девочка исчезла…
Как мне объяснить Саймону? Даже понимая, что Вивьен убийца, я все равно нуждалась в ее поддержке. У меня была эмоциональная зависимость от свекрови. Я и сейчас не знаю, избавилась ли от нее.
– Я надеялась, что Вивьен не сочтет меня просто сумасшедшей. После битвы за Феликса она слишком трясется над внуками. Как Вивьен ни старалась быть беспристрастной, пока мы ждали анализа, я знала, что в глубине души она верит мне. Мои слова звенели для нее кошмарной правдой, поскольку были созвучны с худшими ее опасениями. Такова уж человеческая натура. Нам очень легко поверить, что то, чего мы боялись, сбылось наяву. И моя история с подменой задела Вивьен, поскольку отразила ее собственные тревоги.