Малибу
Шрифт:
— Так! Мой самый страшный секрет раскрыт! — в притворном ужасе признался Латхам. — Я берег его на сладкое, или к пудингу, как любят говорить англичане. — И он посмотрел на Элисон, явно стремясь втянуть ее во всеобщее веселье. Но она не отрывала своего горячечного взора от Тони Валентино.
— Я тут заварил кое-какую кашу. Посмотрим, для чего она нам сгодится — для обеденного стола или для бизнеса. Но все же надо немного подождать, хорошо?
Дик Латхам оглядел всех своих гостей и решил, что пора приступать к вечерней трапезе.
— Мелисса, будьте любезны, вот сюда, ваше место справа от меня. Пэт, для вас место слева.
Шестеро стюардов молниеносно накрыли на длинный стол белоснежную льняную скатерть, принесли столовые приборы, внесли шесть добротных кресел. На столе появилась черная икра на большом блюде, украшенная лишь тонкими ломтиками лимона. Хрустальные бокалы наполнились вином и переливались в лучах разноцветных ламп, освещавших прогулочную палубу с нескольких точек.
— Надеюсь, что икра вам понравится. Если же с ней что-нибудь не так, то мы спросим сначала у Томми, который приобрел ее у Петросяна, затем у Мелиссы, которая летела с икрой и Томми на вертолете сюда. Так что все претензии к этой парочке! — продолжал балагурить Дик Латхам, стараясь придать нужный веселый тон их вечеринке.
Гости воодушевленно его поддержали, подливая себе вина и стараясь намазать как можно больше икры на тонкие ломтики поджаренного хлеба…
— Вы знаете, мне недавно позвонила некая дама, представившаяся Эммой Гиннес, — вновь раздался голос Мелиссы, не желавшей оставаться без внимания. — Она заявила, будто бы является главным редактором журнала «Нью селебрити». Послушайте, Латхам, а что, был еще и старый «Селебрити»?
— Мы возобновляем выпуск нашего журнала, — постарался облечь свое раздражение в вежливость Дик Латхам. — Я нанял Эмму Гиннес в Англии. Она моя новая Золушка. А связаться с вами, Мелисса, была моя идея. Так что вы ей ответили? — обернулся Латхам к кинозвезде, которая коварно ему улыбнулась.
— А, знаменитые ежовые рукавицы Латхама! Я много слышала о них, и, признаться, они мне начинают нравиться, — сказала Мелисса с таким выражением, словно уже попала в них. — Ну, я сказала, что подумаю… И потом, я терпеть не могу английских журналистов. Любой, кто добился хоть какого-либо успеха, в Англии автоматически ставится ими вне закона. Они превращают вашу жизнь в сущий ад. Я думаю, что со мной многие могут согласиться. Я сама лично испытала все эти прелести во время выполнения контракта в Англии. Я надеюсь, что ваш новый журнал «Нью селебрити» не станет разновидностью подобных английских журнальчиков, гоняющихся за мельчайшими подробностями жизни людей…
— Э-э-э, в мои планы, честно говоря, это не входит… — озадаченно пробурчал Дик и одним глотком выпил изрядную порцию шведской водки «Абсолют». Ему не нравилось, когда кто-либо — известные информационные агентства или вот эта дорогая и модная кинозвезда — говорил что-либо неодобрительное в адрес его любимого детища — журнала. Ведь это было чревато, любая тень, брошенная на него, могла еще в зародыше убить едва затеплившуюся жизнь, и тогда потребовались бы новые героические усилия. А это такая тяжкая задача…
— А лучше
Начинался следующий раунд. Мелисса медленно полуобернулась к своей бывшей противнице. Пэт смотрела ей прямо в глаза, не скрывая своей неприязни. Однако Пэт держала себя в руках и не собиралась проявлять грубость первой. Но она была готова ответить ударом на удар, если потребуется, с помощью Тони или без.
— Итак, Патрисия, расскажите нам: что представляет собой журнал «Нью селебрити»? — отчетливо выговаривая каждую букву, произнесла Мелисса Вэйн.
Она выпрямилась в своем кресле словно была строгой учительницей, вызвавшей к доске не самого лучшего ученика. На лице было написано, что время, затраченное на это занятие, можно было считать заранее пропащим. Правой рукой она теребила локон, левой выстукивала дробь по столу, отогнув уголок льняной скатерти. Ее темные, выразительные глаза смотрели на Тони, сидевшего напротив нее. «Выбирай, что тебе надо. Женщина, как я, или эта серенькая мышка», — легко читалось у нее в глазах.
— Мне кажется, что Эмма лучше бы смогла рассказать вам, чем я. Но я все же попытаюсь, чтобы вы поняли. Новый журнал должен стать изданием, не боящимся поднимать острые темы, обсуждать взрывоопасные вопросы. Но все должно быть на совершенно ином уровне. Никакой травли, никаких сплетен, какими бы они лакомыми ни представлялись, но все время открывать что-то новое во всем: в репортажах, в фотографиях… Он должен красочно смотреться, в то же время все обычные популярные статьи должны приобрести необходимую глубину и давать понятные объяснения причин поступков людей. Должны добираться до самых корней слабостей или силы духа человека. Возьмем, например, вас. Почему вы захотели стать кинозвездой? Что для вас значит быть известной? Как вы справляетесь со своей славой? Чего вы боитесь больше всего на свете? Что вас окрыляет? А что давит?
Мелисса Вэйн засмеялась хорошо отработанным смехом и покачала головой.
— Я знаю, как ответить на ваши два последних вопроса, — произнесла она. Понять, что она имела в виду, было совсем нетрудно. Глядя на Тони, она облизала характерным жестом губы. Затем она перевела свой взор на Пэт, и губы ее плотно сжались.
Пэт вздохнула, что же, она примет вызов. Дик Латхам мгновенно оценил ситуацию и, как всегда, оказался в нужном месте и в нужный момент. Ему вовсе не хотелось, чтобы божественная Мелисса в пылу ссоры загнала себя в угол и отказалась бы работать в одном журнале с Пэт. Он всегда считал, что нельзя эмоции смешивать с бизнесом.
— Да, Пэт, совсем забыл тебя спросить об одной вещи. Ты уже приготовила что-нибудь для первого номера журнала? — спросил он тоном человека, только что впервые увидевшего присутствующих гостей. — Мне хотелось бы взглянуть на твою работу. — И его спокойный тон, и умелый перенос предмета разговора на конкретное дело помогли сгладить наметившиеся было острые углы.
Пэт сумела остановиться и избежать прямой ссоры. Так, о чем ее спрашивал Латхам? Ах да, о ее работе. Но стоит ли об этом говорить за столом? А почему бы и нет? Размышляя таким образом, Пэт заговорила. Причем то, что она сказала, было неожиданностью для всех, включая и ее саму.