Малиновский. Солдат Отчизны
Шрифт:
— Но в таком случае мы теряем фактор времени, — возразил Грибков.
— Это верно. Но тут из двух бед нам надо выбрать наименьшую. Иначе наши ракетные части окажутся совершенно беззащитными.
— Понимаю, товарищ маршал. Незамедлительно внесём коррективы в план погрузки.
— Я сегодня доложу товарищу Хрущёву и о его решении вам тотчас сообщу. Продолжайте доклад, Анатолий Иванович.
— Карамзин ознакомил меня с планами судов тех классов, которые будут поданы нам для погрузки людей и техники с указанием габаритов. Морфлот будет подбирать соответствующие суда, — докладывал Грибков. — Собственно, эта работа
— Это хорошо. Только не забывайте строжайше следить, чтобы с оперативными группами в местах погрузки были совершенно исключены телефонные переговоры.
— Слушаюсь, товарищ маршал. За этим следим неукоснительно. Если возникают какие-либо срочные вопросы по согласованию, на места выезжают наши офицеры и генералы.
— Какие порты уже задействованы?
— Это порты трёх морей — Балтийского, Чёрного и Баренцева. Конкретно: Кронштадт, Лиепая, Балтийск, Севастополь, Феодосия, Николаев, Поти, Мурманск.
— Сколько времени уходит на погрузку одного морского транспорта? — Малиновского интересовали даже мельчайшие детали.
— Для погрузки мы используем портальные и судовые краны. Один транспорт грузится двое-трое суток. Тяжёлую технику — танки, самоходные артиллерийские установки, спецмашины — грузят в нижние трюмы, а более лёгкую технику и автомашины — в твиндеки и на палубы. Твиндек — это междупалубное пространство...
— Я знаю, Анатолий Иванович, — усмехнулся Малиновский.
— Простите, — смутился Грибков: надо ли было давать такое пояснение министру, который ещё в молодости совершил почти кругосветное плавание из Владивостока в Марсель в составе Русского экспедиционного корпуса! — Я прошу вашего разрешения, товарищ маршал, выехать в один из портов, чтобы лично проверить, как идёт погрузка.
— Какой порт вы наметили?
— Хотел бы побывать в Феодосии, там идёт погрузка дивизии ПВО. Возможно, там будет полезна моя помощь.
— Хорошо, Анатолий Иванович. Считайте, что разрешение вы получили. Особое внимание обратите на соблюдение военной и государственной тайны.
Проследите, чтобы весь личный состав — естественно, кроме моряков — был переодет в гражданскую одежду. Военную форму можно будет носить только после особого распоряжения. Какой транспорт стоит сейчас в Феодосии?
— Сухогруз «Ленинский комсомол». На него грузится ракетный полк. Я хочу особо проследить, как выполняются наши указания о том, чтобы ракетные установки были самым тщательным образом замаскированы под корабельные надстройки и чтобы на каждом судне было достаточно вооружения для отражения возможного нападения с моря и воздуха.
— Все ваши действия правильны, — подытожил разговор Малиновский. — Желаю успеха.
...Когда генерал Грибков вернулся из поездки, министр снова принял его. К этому времени погрузка судов завершилась, и они были уже в пути. Путь предстоял очень и очень дальний.
Выслушав доклад, Малиновский прочитал принесённые документы и, отвлёкшись от бумаг, раздумчиво сказал:
— Ну что же, вроде бы всё идёт гладко. Из вашей справки следует, сколько судов убыло, сколько приближается к берегам Кубы. Но это, Анатолий Иванович, сухие цифры. А как мне узнать в деталях, что происходит с кораблями, с людьми в пути следования? Вот они проходят Босфор, Дарданеллы, Гибралтар, Скагеррак и Каттегат, Норвежское море. А в этих местах без конца шныряют корабли и подводные лодки НАТО. Да и воздушные стервятники не оставляют наши суда в покое. Всё ли у наших людей нормально? Как министр я обязан знать об этом.
— Немедленно исправим недоработку, — заверил министра Грибков. — Запросим у Морфлота ежедневные сводки о прохождении судов, о том, как чувствуют себя экипажи, не случилось ли что-либо непредвиденное по курсу следования. И главные сведения будем своевременно докладывать вам, товарищ маршал.
— Принимается, — коротко ответил тот.
Вскоре генерал Грибков побывал в новой командировке, теперь уже в Севастополе. Там полным ходом шла погрузка на суда ракетной дивизии, которой командовал генерал-майор Стаценко. Анатолий Иванович встретился с адмиралом Николаем Михайловичем Харламовым, опытным моряком, для которого Севастополь был почти родным городом — настолько хорошо он его знал. В Севастополе всё обстояло хорошо, погрузка шла организованно, однако Анатолий Иванович обратил внимание на один весьма существенный недостаток. Трюмы корабля заполнялись людьми настолько, что человек едва мог повернуться. Но недостаток этот был «объективного характера»: как ни старался Грибков вместе с Харламовым рациональней разместить грузы, чтобы высвободить больше места для людей, цели достигнуть не удалось.
— Это особенно меня мучает, — признался он. — Ведь солдатам, сержантам и офицерам придётся плыть в адскую жару, — представляете, как раскалятся стальные борта корабля!
— К сожалению, ничегошеньки тут не поделаешь, — откликнулся Харламов. — Прибавьте к этому, Анатолий Иванович, такую мерзкую штуку, как морская болезнь. Уверен, что не меньше половины личного состава испытает на себе эту «прелесть». Если уж легендарный адмирал Нельсон не переносил морской болезни, то куда уж нашим солдатикам!
Вернувшись из Севастополя, генерал Грибков получил донесение начальника политотдела мотострелкового полка полковника Шорохова и при очередном докладе министру обороны рассказал ему о содержании документа.
— Вот что докладывает Шорохов, товарищ маршал. Двадцатого августа их корабль уже приближался к Азорским островам. Начался сильный шторм. Почти у всех людей — морская болезнь. Чтобы облегчить последствия сильной качки, ночью догадались вскрыть две бочки с солёными огурцами. Корабль идёт по намеченному маршруту уже десятые сутки. Невыносимая жара. Её трудно выдерживать, даже раздевшись до трусов. Ночью весь личный состав стремится выйти на палубу, но это мало помогает.
Малиновский, внимательно слушая рассказ Грибкова, вдруг словно окунулся в похожую обстановку далёких-далёких лет.
...Наконец-то эшелон, прогромыхав через всю Россию с запада на восток, дотащился до Дайрена. Эшелон подали прямо на причал, чтобы сразу же грузиться на пароход. На палубе, в парадной форме, появился командир 1-го Особого полка полковник Нечволодов. Его окружала группа японских офицеров и генералов. Глаза слепило от золота эполет и орденов. Нечволодов горделиво оглядел выстроившееся на палубе русское воинство. Загремел гимн Японии, вслед за ним — «Боже, царя храни». Нечволодов выступил немного вперёд и громко произнёс: