Малиновые облака
Шрифт:
Трактор взбрыкивает в последний раз и сворачивает на асфальт. Миколай тоже успокаивается. Впереди, в километре-двух, поселок, весь залитый ярким светом, хотя еще и не темно. Трех- и пятиэтажные дома отчетливо вырисовываются на фоне бледно-розового неба, словно наклеенные на нем, высветленные бесконечными дождями. Там и Дом культуры, медпункт, школа, столовая. Недавно открыли комплексный приемный пункт.
— Живут же люди… Чего ни захочешь — все под рукой, — сам себе говорит Миколай. — А у нас в Пуяле? Отхватишь палец — и бежать некуда. Случись пожар — никто не спасет. Ей-богу! Какая машина пробьется по нашим дорогам? Разве лошадь с пожарной бочкой.
Он, конечно, не знает ответов на подобные свои вопросы. Может, ему и знать не положено: знай собирай картошку! А сердце точит…
— Радио ведь нет, керемет! Даже радио!
Телефонный столб свалил какой-то шофер. Или дурак-тракторист. Или сам упал. А руки ни у кого не доходят. Может, нарочно так делают? Ведь в Пуяле всего семь дворин осталось от тридцати с лишним. Так чего стараться? В трех пенсионеры живут. Две доярки каждый день на молочно-товарный комплекс бегают. Это по столько-то километров! Так, бедные, устают, что иногда там на комплексе и ночуют. Детей в интернат при школе отправили. Пусто в деревне. Жена Миколая работает от случая к случаю: то на прополке, то на сенокосе. Какую еще работу найдешь здесь? Одно время почтальонкой бегала. Да только что в семь-то домов носить? Раньше Потю дояркой была, тридцать коров обслуживала, пока ферму не ликвидировали. Совсем без рук осталась. А от беготни с почтой — без ног. Нынче сын должен вернуться из училища. На механизатора учится. Вот и вся деревня!
— Перспективная, неперспективная… — бурчит Миколай. — Понапридумали несуразных слов — вот и маемся. Оттолкнули народ. Подчистую обрезали корешки…
«Сейчас, вроде, назад повернуть решили. — думает он. — Да поздно. Отрыжка-то осталась. Попробуй теперь загони людей обратно в эти малые деревеньки. Самих бы… к нам в Пуял. Тех, кто такие мастаки слова придумывать, да тех, кто чужим умом живет, по указке сверху. Узнали бы что почем. А то как у них: с работы пришел — в белую ванну лезет, потом к телевизору. Жена еще чекушку поднесет: выпей, мол, дорогой муженек, устал, поди, в кресле-то сидеть. Рай, ну чисто рай…»
Он сглотнул, подумав о вине, сладко заныло-запело в горле. Может, и ему придется сегодня выпить. Неужели жена не найдет ради такого случая? A-а, чего загадывать. Может, без вина пьян будешь…
«А мы? — вернулся он к своим размышлениям. — Придешь с работы грязный — в корыте, что ли, вымоешься? Баню тоже не вдруг истопишь. Время нужно. А к приходу всякие домашние дела валом валят: скотину загони, корову подои, свиньям дай, овечек блудных ищи, гусей тоже у ворот ночевать не оставишь. Ой-ей-ей. С ума сойти. А у кого еще дети малые? Правда, в Пуяле всего лишь один сейчас бегает, да и тот на будущий год в школу уйдет… А там, в поселке? Ни скотины, ни сада-огорода. Сам себе хозяин. Хочешь, сиди, хочешь, лежи…»
Вообще-то Миколай хозяйственный мужик. Не ждет, когда жена заставит — сам себе работу ищет. Не тяготят его домашние дела. Это уж так он ворчит, валит в одну кучу и хорошее, и плохое, чтоб разозлить себя посильней, чтоб быть ко всему готовым… Он ведь и скотину держит, и в огороде копаться не считает зазорным, и топориком может тюкать не хуже плотника. Увидит палку на дороге — и ту подберет, приспособит к месту. Не то что в поселке… Видишь ли, горожанами стали! Все им трын-трава. Да и что с них взять? Приезжие там в большинстве. Перекати-поле. Сегодня здесь, завтра — где получше…
Дождь уже перестал. Сырые сумерки потихоньку гасят слабые отсветы заката. Может, завтра хорошая погода будет? Сколько можно лить?
Миколай въезжает в Яндылет. Гонит прямо посреди улицы, по вымытому дождем асфальту. А сзади ложатся два грязных следа от протекторов, будто жирные черные черви ползут за трактором. С колес летят ошметки грязи, шлепаются на асфальт и остаются лежать черными кучками. И разбегаются в стороны парни и девушки, нарядные, чистые, легко одетые, что спешат в Дом культуры.
— Вот так! Так вот! — злорадствует Миколай. — Ишь вырядились. Ничего, ничего, если любите чистоту — снова вымоете, вылижете, если на то пошло. А я опять приеду такой же грязный. Всю нашу грязь вам привезу, чтоб знали…
— Микола-ай! Смирно-ов!
Услышав свое имя, Миколай высунулся из кабины, посмотрел по сторонам — никого из знакомых. Догадался вверх взглянуть: на балконе третьего этажа стоит Серафим, тоже тракторист, товарищ по работе. В одной маечке стоит. Курит.
— Чего? — Миколай остановил трактор.
— Куда это ты?
— В контору вызывают.
— В такое-то время? Зачем?
— A-а, кто их знает, — махнул он рукой. Знает, конечно. Только объяснять нет охоты. Снова что-то заворочалось в душе, от злости ли, от обиды…
— Заходи по пути. Ни разу ведь у меня не был. Поговорим. Квартиру посмотришь. Люкс! — Серафим поднял вверх большой палец.
— Ладно, как-нибудь зайду, — отмахнулся Миколай, а сам подумал: «Куда в таком виде? Домой-то заходить стыдно…»
Хотел тронуться с места, но услышал: кто-то бьет кулаком в кабину. Глянул — председатель сельсовета, Роман Юрьевич.
— Ты чего? — закричал тот. — Почему по главной улице на грязном тракторе катаешься?
— А ты чего? — крикнул в ответ Миколай, чувствуя, что терпение вот-вот лопнет. То ли оттого, что дождь сутками льет, то ли день такой бестолковый и неудачный. И вымок до нитки, и извозился в грязи как поросенок. Работа целый день не клеилась. И вместо того чтоб отдохнуть — кати в контору неизвестно зачем. Вообще-то известно — насчет квартиры. Опять хотят отказать! Пусть только попробуют. Он такое сделает, такое… Не одному же ему нужна квартира — семье нужна: жене, сыну, который в скором времени здесь же работать будет. Эх, сам бы построил дом, будь силенка, а главное — время. Есть на сберкнижке кое-какие деньжата. Давно бы построил, да то стройматериалов не давали, то отговаривали — неперспективная, мол, деревня, то вот квартиру все обещают… Теперь он и сам не хочет строиться. Это же, считай, на год надо отключаться от всех совхозных дел. Выписывай лес, руби его, ищи кирпич, цемент, плотников-мастеров… Зачем, если совхоз каждый гсд такие домища строит? Да вот еще начальничек выискался на его голову. Ему-то чего надо? Неужели не видит, в каком человек состоянии, и душевном, и физическом? Дошел, так сказать, до точки…
Миколай выскочил из кабины, угрожающе встал перед председателем. Даже зачем-то поддернул вверх рукава своей грязной фуфайки.
Роман Юрьевич, наверное, шел в кино: на нем тщательно отутюженный костюм, белая рубашка с галстуком, начищенные до зеркальной яркости туфли.
— А ты что?! — снова крикнул Миколай, выпячивая грудь.
— Зачем, говорю, на улицу грязь тащишь? — отступив, спросил председатель, меняя тон.
— А что мне делать? По воздуху, что ли, летать? Давай крылья, так полечу! Вместе с трактором!