Малинур. Часть 1
Шрифт:
Али перепугано – удивлённым взглядом уставился на офицера, так и не притронувшись к пиале. Сергей, в свою очередь, делал вид, словно он сам был свидетелем этих историй тысячелетней давности, и абсолютно невозмутимо, шумно отхлебнул горячий напиток:
– Пей, очень хороший чай. Вот молоко, – он подвинул маленький графинчик, – если любишь по-памирски. Но я бы посоветовал сначала попробовать «без ничего». Такой зелёный чай в магазинах не сыскать, китайский, настоящий улун.
Собеседник двумя руками взял пиалу:
– Фидаин… только принятый в орден неофит, должен был так поступать. А если удавалось оставаться
Теперь пришло время удивляться Кузнецову, и самими познаниями Али, и почти чистому русскому произношению ваханца. Впрочем, свою реакцию разведчик умудрился скрыть, по-прежнему равнодушно отхлёбывая чай:
– Рафик? Это же по-русски – товарищ. Имам Хасан, вроде когда отменил для исмаилитов законы шариата, всех людей назвал рафиками. Как Иисус, всех назвал братьями.
– И это, верно тоже. Но среди хашашаинов рафиком называли второго по иерархии члена тайного ордена, – Али сделал маленький глоток.
Сергей улыбнулся, почуяв, как собеседник уже проникся к нему симпатией и готов к дальнейшим откровениям:
– Ты знаком с историей своей веры? Уважаю людей думающих, а не слепо исполняющих букву закона и следующих проповедям мул, имамов, попов или раввинов. Хотя исмаилиты, наряду с суфиями, всегда были интеллектуальной основой мусульманской теологии… да и вообще, просвещённым меньшинством, – он уже тихо, культурно, отпил из пиалы глоток чая. – Тем не менее откуда такие познания о хашашинах – курителях гашиша.
Впервые с начала разговора, Али улыбнулся:
– Ты комондон джан, наверно, очень хорошо учился в своей школе КГБ. Но твои учителя по философии, или истории мировых религий, тоже не смогли избежать европейских мифов и легенд о тайных наёмных убийцах, коих крестоносцы боялись пуще дьявола, – ваханец хитро прищурился, уже сам наблюдая за реакцией офицера.
Тот не стал скрывать интереса к такому повороту беседы и вопросительно приподнял брови:
– Меня зовут Сергей, – он, улыбнувшись, протянул руку. – Ну, Али, просвети, в чём мои учителя заблуждались?
– Я знаю твоё имя, но позволь называть тебя командон. Ты большой начальник и уважаемый человек. Мне, сыну простого дехканина, негоже обращаться по имени к такому достойному чиновнику.
– Да, без проблем! Как будет удобней, – засмеялся Сергей, сам, всё больше подпадая под обаяние необычного памирца и одновременно напрягаясь от проявляемых им способностей, знаний и качеств: – «Кто ты такой, Али? Откуда такая наблюдательность и языковые навыки у обычного горского пастуха? Сука, грохну своих! Как они его проверяли? Хотя ещё не все материалы пришли… Но всё же, понять, что он прекрасно владеет русским, можно же было?! Расхерачу дознавателя с Колесниковым!».
– Курителями гашиша, хашашины, или ассасины – как их назвал Марко Поло, никогда не были. Слово хашишийя означало нищий, а европейцам слышалось «гашиш». Вот они и пеняли на наркотики, в ужасе, не находя объяснения фанатическому самопожертвованию ассасинов, кои не имели вообще никакого имущества и привязанностей. В некоторых обрядах, конечно, использовались одурманивающие средства, но тогда это повсеместно был маковый опий. Невозможно быть под «кайфом» и неделями, а то месяцами, выстраивать сложнейшие комбинации
«Сука Колесников, точно прибью! Тёмный, неграмотный дехканин, блин…» – подумал Кузнецов, но вслух спросил: – Ничего себе, а почему вернулся в кишлак?
Али помрачнел, вероятно, погрузившись в тягостные воспоминания, но после непродолжительной паузы, пояснил:
– Умерла моя мама. Отец тоже болен. У него онкология, радоновые источники – причина. Раньше не знали, что горячие воды, бьющие из скал, при частом омовении могут быть опасны, а он лечил ими экзему. Хорошо помогало, но, видать, Аллах послал болезнь не для скорого выздоровления. Ему тяжело справляться с хозяйством, но уезжать в город нельзя. Родился и всю жизнь прожил в родном кишлаке Зонг, около трёх тысяч метров над уровнем моря. Сейчас ниже 2500 метров спускается, сразу давление скачет, кровотечения открываются. А я, единственный сын, обязан жить в родительском доме. Две сестрёнки на мне тоже. А сестра с третьей сестрёнкой… – он замолчал и неожиданно уткнулся лицом в ладони.
Сначала Кузнецов не понял, в чём дело, но потом сообразил, что парень прячет глаза. В местных наречиях, старший и младшие братья и сёстры по-разному называются. Поэтому на вопрос о количестве братьев и сестёр, вам могут ответить трое, а на вопрос о составе семьи можно услышать: десть человек. Просто сестра – это старшая, а сестрёнка – младшая. Также с братом и братиком.
– Али, что с твоими сёстрами? Они тоже больны? – Сергей учтиво налил ещё чаю и подвинул пиалу собеседнику.
– Их убили, – он поднял голову. Слёз не было, но глаза покраснели, а нижняя губа еле заметно подрагивала. – Повесели… вместе с мужьями.
У Сергея по спине побежали мурашки. Для мусульманина повешение – самая страшная и позорная смерть, потому что оно закрывает душе вход в рай. Так казнят за вероотступничество или иные тяжкие преступления против веры. Он никогда не слышал, чтобы в Советском Таджикистане случались подобные факты. А тут сразу четырёх человек.
– Где и когда это случилось? – офицер явно недоумевал и, естественно, отнёсся к информации профессионально скептически, но эмоции собеседника были столь выразительны, что не поверить в его слова, оказалось сложно.
Али молчал. На лице явно читалось сомнение и нерешительность. Он взял пиалу и стал заметен тремор рук: то ли от волнения, то ли от страха. Потом поставил чашку на место, так и не пригубив её.
– Моих сестёр убили полтора месяца назад, в Лангаре.
Кузнецов задумался, вспоминая топоним, но, кроме афганского кишлака в десяти километрах от границы, ничего на ум не приходило. Поэтому уточнив, что за место собеседник имеет в виду, окончательно опешил от ответа:
– Афганский Лангар? А чего они там потеряли? И вообще, они наши, советские?