Малиса в Подмирье
Шрифт:
– Гляди-ка, настоящая! – радостно объявила она. – Уж нам отсыплют за неё монет, когда мы её загоним.
Малиса повернулась, чтобы улизнуть из кухни, но Ма успела окликнуть её.
– Малиса, у тебя, между прочим, сегодня на счету ещё ни одной пакости, – упрекнула она дочь.
– Ма, но мне же ещё уроки делать, – заныла Малиса.
– Уроки! – воскликнула Ма, презрительно фыркнув. – Уроки! Хорошо ещё, что отец тебя не слышит. Мы ведь это уже обсуждали. Отродясь ничего путного не случалось с теми, кто делал уроки!
Антипатия-Роза
– Хватит отлынивать от работы, юная леди! Пакости сами себя не сделают, а у меня, чтоб ты знала, в каталажке ещё четыре привидения, которыми надо заняться. Мы не можем справляться со всеми делами сами! Па совсем с ног сбился, да и я уже на пределе.
Каталажкой Ма называла подвальную камеру без окон и дверей – настоящий каменный мешок, где Ма и Па держали всех нанятых ими привидений-новичков, прежде чем напустить их на ничего не подозревающих соседей.
Сестра Малисы продолжала надрываться. Её креслице медленно поднялось в воздух и начало вращаться.
– Антипатия-Роза Злобст, честное слово, от твоего визга у меня черепушка раскалывается! – рявкнула Ма, хватаясь за голову.
Круглое личико Антипатии-Розы сердито скукожилось, мелкие острые зубки впились в голову плюшевого зайца, а пухлые кулачки яростно сжали тряпичную куклу. Чёрные кудряшки на голове малышки даже вспотели от злости.
Когда Антипатия-Роза не злилась, она выглядела так, что все встречные взрослые неизменно принимались умилённо сюсюкать при виде этих нежных, как персик, и розовых, как бутончики, щёчек, больших круглых глаз в обрамлении пушистых чёрных ресниц и пухлых, сложенных сердечком губок. Но стоило неосторожным взрослым приблизить свои воркующие физиономии поближе к малышке, как Антипатия-Роза широко ухмылялась, обнажая два ряда острых-преострых – на зависть акулам – зубов и впивалась прямо в их длинные носы.
Малиса, вздохнув, подошла к заходящейся от крика сестре, выдернула из её зубов зайца и запулила им в окно. Потом выковыряла у неё из ручек куклу, оторвала ей голову и одну ногу и бросила изувеченную игрушку на столик детского креслица.
Антипатия-Роза тут же умолкла, креслице со стуком опустилось, упёршись ножками в пол. Заплаканное личико озарилось жутковатой широкой улыбкой, и девочка радостно залепетала, играя останками куклы.
– Прямо удивляюсь, как ты с ней ладишь, – заметила Ма. – Даже не понимаю, как это у тебя получается.
Малиса в ответ только пожала плечами.
– Ну а теперь проваливай, – погнала Ма её с кухни. – Займись уже чем-нибудь гнусным!
2
В доме Злобстов солнце не светит
Малиса вышла на солнышко. Весь квартал Блаженства – очень милый квартал, в котором дом Злобстов почитали не иначе как позорным пятном, – был
Старый особняк Злобстов с его узкими арками и многочисленными зловещими башенками, не принятыми в приличном обществе, смотрелся здесь до крайности неуместно. Островерхие крыши башенок вечно тонули в чёрной туче, которая никогда их не покидала. Плети плюща и колючей ежевики взбирались по щербатым каменным стенам, обвивая полуобрушенные балконы и облезлые веранды. Солнечные лучи никогда не заглядывали в этот мрачный дом, за тусклыми окнами которого колыхались лишь неясные тени да иногда проступало прижатое к стеклу бледное лицо.
Обитатели же высоких, светлых, чистоплотных домов, неохотно делившие квартал Блаженства со Злобстами, всё ещё нежились в постелях, наслаждаясь воскресной безмятежностью. Малиса вздохнула и приступила к делу, иначе говоря – к пакостничеству. Подобрав длинный сук, она с неохотой поплелась вдоль ограды квартала, грохоча этим суком по её железным прутьям. Вдоль клумб высились ряды безголовых стеблей подсолнухов – жертв предрассветной деятельности старших Злобстов. Малиса тряхнула головой. Лично ей безобразничать совсем не нравилось. По крайней мере так, как наставляли её Ма и Па.
Малисе нравились весёлые шалости – например, воровать печенье из кладовки, или швырять в окно водяные бомбочки, или смотреть, сколько безделушек им с Дедулей удастся пристроить на выдающемся пузе Па, когда он храпит на диване.
Заунывный грохот Малисиной палки по ограде, похожий на игру на ксилофоне с одной нотой, взорвал безмятежную утреннюю тишину. Он вспугнул стайку птиц, которая с беспокойным криком сорвалась со старого дуба в сквере. Где-то залаяли собаки. Малиса продолжала грохотать.
Возле дома номер 6 стоял припаркованный «Бентли» с номерным знаком. Малиса с силой пнула его по колесу. Пронзительно заверещала сигнализация.
Из-за парчовых и бархатных штор на окнах стали показываться заспанные лица соседей, затуманивающих холодное оконное стекло своим дыханием. Малиса смущённо пожала плечами.
– Извините! – крикнула она, чувствуя себя ужасно неловко.
Всклокоченные спросонок жители домов отвечали ей мрачными взглядами и тут же задёргивали шторы обратно. Само собой, для них она всегда останется просто одной из этих мерзких пакостников!
Что до Малисы, то она была бы рада и вовсе не делать никаких пакостей – но ей уж очень не хотелось ещё больше разочаровывать родителей. Ма и так ужасно расстроилась, застукав её однажды за сбором пластиковых бутылок, чтобы сдать их на переработку. Малиса всё время чувствовала себя так, словно застряла где-то между паинькой и хулиганкой.
Солнце играло бликами на чёрных непослушных волосах Малисы и её таких же чёрных блестящих высоких ботинках со шнуровкой. Изумрудно-зелёные полоски на колготках были точь-в-точь такого же оттенка, как и её умные живые глаза. И отлично сочетались с такой же полосатой майкой, которую она надела сегодня под любимый чёрный сарафан с лямками. Щёки её не сияли нежным румянцем, как у младшей сестры, да и зубами она уступала ей в остроте – зато носик у обеих был одинаково вздёрнутый, похожий на лыжный трамплин для блошек.